Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем

Издано с разрешения автора, Hallie Rubenhold care of United Agents, The Van Lear Agency LLC c/o Agentstvo Van Lear LLC

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Есть две версии событий 1887 года. Одна хорошо известна, вторую знают немногие.

Первую версию можно прочесть в большинстве учебников истории. Современникам нравилось вспоминать именно ее, и о

ней они рассказывали внукам с задумчивой улыбкой на устах. Это история королевы Виктории и летних празднеств в честь золотого юбилея ее правления [1] . Массивная британская корона возлегла на голову Виктории, когда той едва миновало восемнадцать. С тех пор прошло полвека, и королева стала символом империи. В ознаменование юбилея коронации были запланированы грандиозные торжества. Двадцатого июня, в годовщину восхождения Виктории на трон, в Лондон съехались коронованные особы со всей Европы, индийские принцы, почетные гости и делегаты со всех концов империи. Прибыла даже Лилиуокалани, королева Гавайев. Лавочники Вест-Энда украсили витрины в цветах «Юнион Джека» – красный, белый, синий; британские флаги и королевские штандарты, цветочные и бумажные гирлянды укрыли строгие каменные фасады. По вечерам посольства и клубы, гостиницы и учреждения в Сент-Джеймсском парке и на Пикадилли включали электрическую и газовую подсветку, и на зданиях вспыхивали гигантские короны и инициалы V и R [2] . Верноподданные Ее Величества стекались в центр Лондона со всех окрестностей и из отдаленных уголков ее владений, компостировали железнодорожные билеты из Кента и Суррея и толпились на запруженных улицах, надеясь хоть одним глазком увидеть роскошную королевскую карету или принцессу. Когда длинные летние сумерки угасали, они ставили свечи на подоконники своих домов и поднимали кружки с пивом, бокалы с шампанским и красным вином за здравие королевы.

В Вестминстерском аббатстве отслужили благодарственную, в Виндзорском дворце провели государственный банкет и смотр войск, и даже детям устроили праздник в Гайд-парке. Двадцать кукол Панча и Джуди [3] , восемь марионеточных театров, восемьдесят шесть оптических аппаратов, девять цирковых трупп с дрессированными собаками, мартышками и пони, уличные оркестры, продавцы игрушек и «шаров, наполненных газом», развлекали детей. Две с половиной тысячи мальчиков и девочек накормили еще и обедом, состоявшим из кекса, пирожков с мясом, булочек, апельсинов и лимонада. Торжества продолжались все лето и включали праздничные концерты, лекции, представления, пикники, ужины и даже парусную регату. Поскольку юбилей совпал с традиционным светским сезоном в Лондоне, высший свет устраивал приемы в садах и балы. Дамы одевались по летней моде – в отороченные кружевом пышные шелковые платья: белые, черные и модных абрикосово-желтого, розово-фиолетового и мятного оттенков. Великолепный бал прошел в Гилдхолле [4] : принц и принцесса Уэльские принимали высокопоставленных родственников, принца Персии, папского посланника, принца Сиама, а также Голькара, махараджу Индора. Весь высший свет танцевал под декорированными потолками, в окружении каскадов благоухавших цветочных композиций. Поблескивали, отражаясь в зеркалах, тиары и галстучные булавки. Юных дебютанток знакомили с перспективными женихами. Жизнь викторианцев кружилась ослепительным вихрем под романтичные звуки быстрого вальса.

Но есть и другая история.

Эту повесть о случившемся в 1887 году большинство предпочитает не вспоминать. По сей день она отражена лишь в немногих учебниках, и на удивление мало кто знает о том, что произошло. А ведь в 1887 году истории, о которой пойдет речь, было посвящено гораздо больше газетных строк, чем описаниям королевских парадов, банкетов и пиршеств.

Лето юбилея королевского правления выдалось исключительно теплым и сухим. Безоблачное голубое небо, которому так радовались беспечные посетители пикников и балов на свежем воздухе, погубило урожай фруктов и высушило поля. Недостаток воды и отсутствие сезонных заработков по сбору урожая привели к обострению и без того серьезного кризиса безработицы. Пока богачи наслаждались солнечной погодой, укрываясь под зонтиками и тенистыми деревьями пригородных вилл, бездомные и нищие разбили лагерь под открытым небом прямо посреди Трафальгарской площади. Многие приехали в центр города искать работу на рынке Ковент-Гарден, где лондонцы закупались продовольствием. Но из-за засухи ящиков со сливами и грушами стало намного меньше, уменьшилась и потребность в грузчиках. Не имея денег на кров, приезжие спали прямо на площади, где к ним постепенно присоединялось все больше безработных и бездомных, готовых жить на улице, лишь бы не идти в работные дома с их жуткими условиями, унизительными для человеческого достоинства. К ужасу наблюдателей, расположившиеся на площади совершали свой утренний туалет прямо в фонтанах, под носом лорда Нельсона, взиравшего на них с высоты своей колонны. Там же, в фонтанах, стирали одежду, кишевшую паразитами. С наступлением осени на площадь пришли социалисты, Армия спасения и прочие благотворительные организации и стали раздавать Библию, купоны в ночлежки, кофе, чай, хлеб и суп. Натянули брезент и устроили импровизированные бивуаки; меж лап гигантских бронзовых львов ежедневно произносились пламенные речи. Ажиотаж, стадный инстинкт и бесплатная еда привлекли на площадь толпы лондонских отщепенцев, что, в свою очередь, привлекло полицию, а это, в свою очередь, привлекло журналистов. Те бродили среди ободранцев, записывая имена и рассказы маргиналов, о которых иначе никто бы никогда не узнал.

Некий «мистер Эшвилл», по его собственным словам, был «художником и стекольщиком». Он сидел без работы уже двенадцать месяцев, из которых тридцать три ночи спал на набережной Темзы, а когда похолодало, перебрался на Трафальгарскую площадь в надежде, что там немного теплее. Опыт уличного существования заметно потрепал его и поверг в удрученное состояние, но он все же не терял надежды в один прекрасный день найти работу.

На Трафальгарской площади частенько можно было встретить солдатскую вдову: она ходила кругами и продавала спички, чтобы прокормить маленького сына. Но жизнь ее не всегда была такой. Не сумев выплатить последний взнос за купленную в кредит швейную машинку, она лишилась единственного средства к пропитанию, а вскоре и комнаты, которую считала домом. В работном доме их с ребенком ждала бы разлука, поэтому женщина предпочитала ночевать на площади в обнимку с сыном, укрывшись шалью [5] .

На одной из каменных скамеек нашла пристанище пожилая пара, прежде никогда не знавшая бед [6] . Супруг работал музыкальным директором театра, но в результате несчастного случая утратил трудоспособность. Накоплений у супругов не было, они задолжали за квартиру и лишились крова, а теперь вынуждены были ночевать под звездами. Перспектива сдаться в ближайший работный дом казалась слишком унизительной и страшной – об этом супруги даже не задумывались.

Сотни людей стекались на Трафальгарскую площадь и засыпали на ее мостовой. Их истории были очень похожи. Агитаторы политических партий быстро смекнули, что в их распоряжении готовая армия озлобленных людей, которым больше нечего терять. Лондонцы давно заметили, что Трафальгарская площадь находится на линии, пересекающей город с востока на запад и отделяющей «богатые» кварталы от «бедных»: искусственная граница, которую, в отличие от невидимых пут, не позволявших бесправным высказаться в свою защиту, легко было перешагнуть. В 1887 году перспектива социального бунта представлялась многим пугающе реальной. Вместе с тем некоторые недооценивали угрозу. Ежедневные речи социалистов и реформаторов на Трафальгарской площади – Уильяма Морриса, Анни Безант, Элеоноры Маркс и Джорджа Бернарда Шоу – способствовали мобилизации населения, и на улицы вышла распевавшая лозунги многотысячная толпа с транспарантами, что неизбежно привело к стычкам. Служба столичной полиции и магистратский суд на Боу-стрит работали сверхурочно, чтобы сдержать натиск протестующих и очистить площадь от тех, кого они считали попрошайками и возмутителями порядка. Но те были неумолимы как прилив: стоило оттеснить их – и они снова возвращались.

Восьмого ноября власти совершили роковую ошибку: комиссар полиции сэр Чарльз Уоррен запретил все собрания на Трафальгарской площади. Простой люд, для которого площадь в самом сердце Лондона стала местом объединения и форумом политических действий, воспринял это как объявление войны. На тринадцатое ноября запланировали демонстрацию. Формальным поводом для нее послужило требование освободить члена парламента от Ирландии Уильяма О’Брайена, но недовольство протестующих не ограничивалось этим делом. Демонстрация собрала более сорока тысяч мужчин и женщин. Им навстречу вышли более двух тысяч полицейских, королевская и гренадерская гвардии. Стычки начались почти мгновенно; полицейские с дубинками атаковали протестантов. Несмотря на мольбы организаторов, многие участники демонстрации прихватили с собой свинцовые трубы, ножи, молотки и кирпичи; арестовали сорок человек, более двухсот получили ранения, а по крайней мере двое были убиты. Но, увы, Кровавое воскресенье – а именно под этим названием происшествие вошло в историю – не ознаменовало окончание конфликта. Звон разбитого стекла и общественные беспорядки сопровождали жизнь лондонцев вплоть до начала следующего года.

Главными героинями этих двух спектаклей стали две женщины, чья жизнь и смерть оказались столь значимыми для девятнадцатого века. Одной была королева Виктория, давшая свое имя эпохе, продлившейся с 1837 по 1901 год. Другой – бездомная по имени Мэри Энн Николс, или Полли, как ее называли в быту, одна из многих, кто в тот год волею судеб очутился на Трафальгарской площади. В отличие от монархини, про Полли со временем все забыли, хотя имя ее убийцы по-прежнему вспоминают с замиранием сердца и даже с извращенным восторгом. Джек-потрошитель.

Чуть больше двенадцати месяцев отделяет лето празднования юбилея коронации Виктории от того дня, когда была убита Полли Николс, – 31 августа 1888 года. Полли стала первой из пяти «канонических» жертв Джека-потрошителя, тех, чья смерть, по результатам полицейского расследования, наступила в результате действий одного и того же преступника, орудовавшего в районе Уайтчепел в лондонском Ист-Энде. Вскоре после убийства Полли Николс, 8 сентября, во дворе дома на Хэнбери-стрит был обнаружен труп Энни Чэпмен. Ранним утром 30 сентября Джек-потрошитель нанес удар дважды. Жертвами двойного убийства стали Элизабет Страйд, чье тело было обнаружено во дворе фабрики Датфилда на Бернер-стрит, и Кэтрин Эддоус, убитая на Митр-сквер. После этого Потрошитель на время приостановил свои кровавые злодеяния. Финальное зверство он совершил 9 ноября: убил и изувечил Мэри Джейн Келли в ее собственной постели в доме № 13 по Миллерс-корт.

Жестокость убийств в Уайтчепеле потрясла лондонцев и людей во всем мире, узнавших о произошедшем из газет. У всех жертв Джека-потрошителя было перерезано горло. У четырех из пяти – извлечены внутренности. Все убийства, кроме последнего, были совершены на улице под покровом ночи. В каждом случае убийца скрывался, не оставляя следов. Учитывая то, что нападения произошли в квартале с чрезвычайно высокой плотностью населения, общественность, пресса и даже полицейские поражались тому, как убийце удалось остаться незамеченным. Подобно призрачному демону, Джек-потрошитель всегда опережал власти на шаг, и его преступления внушали особый, почти сверхъестественный ужас.