Пять золотых колец
Шрифт:
— Я рада, что ты выбираешь таких клиентов. Правда, рада. Но это не означает, что я не должна быть учительницей.
— Эм… — Майкл положил руки ей на плечи. — Овертон-Фоллз очень похож на Филадельфию в некотором смысле. Здесь имеет значение мое происхождение.
Она озадаченно нахмурилась.
— Моя бабушка. Не важно, где я рос, где получил образование. Здесь имеет значение только то, что моя бабушка была из племени делаверов.
— Ну и что?
— Забавно, Эмма. Очень смешно. — Он наконец отпустил ее руку и выбил трубку над очагом. — Правдой
Теперь все стало понятным. Его сочувствие к бедным людям, природная грация движений, странный огонь в глазах.
И все же Эмма была твердо намерена работать в этой школе, учить детей. Она найдет способ.
Эмма быстро натянула ночную сорочку. В доме стоял ледяной холод.
Она ждала, что Майкл придет в спальню, но он не пришел. Она расчесала и заплела в косы волосы, он все еще оставался в другой комнате. Устраиваясь под одеялом, она пыталась согреться и смотрела на ситцевую занавеску, ловя каждое движение Его все не было.
Наконец она выглянула из-за занавески, закрывающей дверной проем.
— Майкл? Ты идешь?
Он читал у очага, подперев голову ладонью. Когда она позвала его, он вскочил.
— Но… хорошо. Ты уверена?
Конечно, они не спали вместе. Его изгнали на скамью.
— Пожалуйста, Майкл.
Он медленно закрыл книгу и проверил огонь, чтобы убедиться, что он будет гореть всю ночь. Казалось, он нервничает.
Войдя в спальню, Майкл медленно снял брюки. Рубашка была ему велика, и, оставшись только в ней, он молча забрался в постель.
— Значит, — шепнула она, — доктор сказал, что мы можем попытаться еще раз.
Майкл кивнул. В полутьме Эмма видела его красиво вылепленный профиль.
— Так он и сказал.
— Когда будет подходящее время? — Она придвинулась ближе, положив руку ему на грудь. Он нахмурился.
— Да, Эм. Когда будет подходящее время.
— Ну а как насчет сейчас? — Она сама не могла поверить, что говорит это, но он был ей нужен. Очень нужен.
— Сейчас? — Его голос звучал неуверенно. — Сейчас идет снег.
— Какая разница?
— Ну, земля ведь замерзла. — Он зевнул. — Как мы можем сажать кусты роз, если земля замерзла?
— Кусты роз?
— Угу. — Затем он потянулся к ней и прижал к себе.
Когда прошел первый шок, Эмма улыбнулась в темноте. И уже собиралась сказать ему, что она имела в виду, но, взглянув ему в лицо, промолчала.
Майкл спал.
Она натянула одеяло на его руку, которой он тесно прижимал ее к себе. Его нога легла на ее ногу, и Эмма прикусила губу.
Во сне его лицо было гордым, черты словно у сказочного героя. Мышцы расслаблены, мощные мускулы, свидетельствующие об огромной физической силе. В отличие от избирательно накачанных мышц человека, тренирующегося в гимнастическом зале, руки и ноги Майкла были пропорционально развитыми, грудь
Проваливаясь в сон, Эмма подумала: как странно, очень странно — она не может определить, где кончается его тело и начинается ее собственное. У них такие разные тела, и все же, когда они держат друг друга в объятиях, она не чувствует никакой разницы. Ей казалось, она ощущает его физическую усталость, словно она тоже весь день занималась сложными проблемами юриспруденции.
Эмма вздохнула, и он во сне сделал то же самое. Его сердце стучало рядом с ее сердцем, и удары нельзя было различить, так идеально они совпадали.
Очень странно.
Глава 5
Эмма начинала привыкать к укладу, непривычному ей всеми своими запахами, звуками и действиями. В том времени, которое ее мир давно оставил позади и в котором давно ушедшие люди боролись за выживание, она выскользнула из тепла постели, чтобы приготовить завтрак. Все было иным. Разгорающийся рассвет сиял сквозь толстые стекла. Без электрического освещения углы комнаты оставались темными. Радио не передавало прогноз погоды и точное время, только куры, лошади и свиньи издавали свойственные им звуки где-то поблизости.
Эта жизнь была совершенно незнакомой для Эммы. Но в то же время она привычно включилась в этот утренний порядок, не имеющий ничего общего с ее прежней жизнью.
В отличие от предыдущего утра, когда Майкл ушел, а она все еще оставалась в постели, Эмма проснулась раньше, чем он. Она уже почти закончила готовить завтрак, когда до нее дошло, что именно она делает.
— Откуда я все это знаю? — вслух удивилась Эмма, вешая кофейник на крюк над очагом. Еще оставался хлеб, испеченный женой судьи, — вполне съедобный. Но откуда Эмма знала, как приготовить кофе? Даже в Бруклине она пила растворимый кофе, пугаясь европейских названий большинства кофеварок.
Она на минутку присела на скамью, подперев ладонью подбородок, и попыталась понять, почему все это не кажется ей таким странным, как должно было казаться. Вместо того чтобы быть парализованной страхом и растерянностью, она приспосабливалась. И это давалось ей удивительно легко. Почему она не свихнулась от всего происшедшего?
В этот момент разгадка вошла в комнату. Даже в одной сорочке, смущенно почесывая всклокоченную после сна голову, Майкл был поразительно красив.
— Ты приготовила кофе, — сказал он, зевая.
— Совершенно верно. Не спрашивай меня как, но я это сделала.
Секунду он стоял неподвижно, только смотрел на нее.
— Не волнуйся. — Она выпрямилась на скамье, поднимая голову. — Я не пыталась приготовить ничего сложнее кофе. Маисовый хлеб остался от ужина миссис Хокинс.
Его улыбка была поразительной, несущей больше энергии, чем солнечные лучи, более желанной, чем летний ветерок.
Повернувшись, чтобы идти одеваться, Майкл помедлил на пороге.
— Сегодня утром я бы не отказался от того рагу из опоссума.