Пятая гора
Шрифт:
"К чему воскрешать мертвого, если никто не верит, что такая сила исходит от Бога?» Ангел велел ему трижды воззвать к Господу, но ничего не сказал о том, как объяснить толпе это чудо. «Неужели, как случалось с пророками древности, все, что я хотел, — это потешить свое тщеславие?» — спрашивал он себя.
Он услышал голос своего ангела-хранителя, с которым разговаривал с детства.
— С тобой сегодня был ангел Господень. — Да, — ответил Илия. — Но ангелы Господни не разговаривают с людьми, а только передают повеления, идущие от Бога. — Пользуйся только своей собственной силой, — сказал ангел-хранитель.
Илия не понял, что означают эти слова. — У меня нет силы, которая не шла бы от Господа, —
— Ни у кого нет. Но у всех есть сила от Бога, и никто ею не пользуется.
Ангел сказал ему еще:
— Отныне и до того, как ты вернешься на оставленную тобой землю, тебе нельзя больше творить чудес. — Когда же это случится?
— Господь нуждается в тебе, чтобы возродить Израиль, — сказал ангел. — Ты снова ступишь на свою землю, когда научишься строить заново.
Больше он ничего не сказал.
Часть вторая
Жрец вознес молитвы восходящему солнцу, затем попросил у богов грозы, а у богини животных — сжалиться над глупцами. Кто-то рассказал ему в то утро, что Илия вернул сына вдовы из царства мертвых.
Город находился в страхе и волнении. Все верили, что израильтянин получил силу от богов на Пятой Горе, и теперь все труднее становилось уничтожить его. «Но такой случай подвернется», — сказал себе жрец.
Боги предоставят возможность расправиться с ним. Но божественный гнев был вызван, видимо, другими причинами, и появление ассирийцев в долине — какой-то знак. Почему подходят к концу столетия мирной жизни? У него был ответ: изобретение Библоса. В его стране была создана форма письменности, доступная всем — даже тем, кто не был готов ею пользоваться. Любой человек может научиться ей в короткое время, но это означает конец цивилизации. Жрец знал, что из всех видов разрушительного оружия, которые способен придумать человек, самое ужасное и самое сильное — слово. Кинжалы и копья оставляют следы крови, стрелы видны на расстоянии. Яд можно вовремя обнаружить и избежать смерти.
Слово же разрушает незаметно.
Если о священных обрядах узнают люди, многие смогут ими воспользоваться, чтобы попытаться изменить мир, и это может вызвать гнев богов. До сих пор только род жрецов хранил память предков, поклявшись держать в тайне знания, передаваемые из уст в уста. Чтобы разобраться в иероглифах египтян, требовались годы учения. Таким образом, только хорошо подготовленные люди — писцы и жрецы — могли обмениваться знаниями. У других народов были свои примитивные формы письменности, но они были так сложны, что никто за пределами их стран и не пытался изучать эти знаки. Однако изобретение Библоса таило в себе взрывную силу: в любой стране, независимо от ее языка, можно им пользоваться. Даже греки, обычно отвергавшие все, что было придумано не ими, уже применяли финикийское письмо в торговых соглашениях. Прекрасно умея присваивать себе все новое, они окрестили изобретение Библоса греческим словом — алфавит. Существовала опасность, что людям откроются тайны, хранимые веками. Святотатство Илии, вернувшего человека с другого берега реки смерти, как это умели египтяне, казалось в сравнении с этим сущим пустяком. «Мы наказаны за то, что не можем бережно хранить то, что свято, — подумал он. — Ассирийцы уже совсем рядом, они перейдут долину и уничтожат культуру наших предков».
И покончат с письменностью. Жрец знал, что появление врага не случайно.
Это расплата. Боги все хорошо продумали, чтобы никто не понял, что они виноваты во всем. Они поставили у власти наместника, которого больше заботят торговые дела, чем армия; разбудили в ассирийцах алчность, все реже посылали на землю дожди; и вот наконец прислали нечестивца, чтобы посеять вражду в городе. Скоро произойдет последнее сражение.
Акбар и после этого будет жить, как прежде, но письменность Библос навсегда исчезнет с лица земли. Жрец бережно отер камень, стоявший там, где давным-давно иноземный паломник нашел место, отмеченное небом, и основал город. «Как же прекрасен камень», — подумал он. Камни — это образы богов: твердые, выносливые, они выдерживают любые условия и не должны объяснять, зачем они здесь. Как гласило поверье, середина земли отмечена камнем. В детстве он твердо решил отправиться искать этот камень. Он хранил свое намерение до начала этого года, но, увидев ассирийцев в глубине долины, понял, что никогда не сможет осуществить свою мечту.
"Ничего. Придется пожертвовать моим поколением за то, что мы разгневали богов. В истории мира есть вещи неизбежные, и с ними нужно смириться». Он пообещал себе слушаться богов — не пытаться предотвратить войну. «Наверное, мы подошли к концу времен. Нельзя убежать от бед, которых становится все больше». Жрец взял свой жезл и вышел из небольшого храма. У него была назначена встреча с военачальником Акбара.
Он уже был у южной стены города, когда к нему подошел Илия.
— Господь воскресил мальчика, — сказал израильтянин. — В городе верят в мою силу.
— Мальчик, верно, не умирал, — ответил жрец. — Такое уже много раз случалось: сердце останавливается и вскоре снова начинает биться. Сейчас все в городе говорят об этом, а завтра вспомнят, что боги рядом и могут услышать то, что они говорят. Тогда люди потихоньку и умолкнут. Мне нужно идти, ведь ассирийцы готовятся к сражению.
— Послушай, что я скажу: после случившегося вчера вечером чуда я отправился ночевать за пределы города, поскольку нуждался в покое. И вот, явился предо мной снова ангел, которого я видел на вершине Пятой Горы. Он сказал мне: война разрушит Акбар.
— Города нельзя разрушить, — сказал жрец. — Они будут отстроены снова сто сорок раз, ведь боги знают, где основали их, и именно там они им нужны.
К ним подошел наместник со свитой придворных и спросил:
— Что тебе нужно?
— Чтобы вы стремились к миру, — снова сказал Илия.
— Если тебе страшно, возвращайся туда, откуда пришел, — сухо сказал жрец.
— Иезавель и твой царь ждут бежавших пророков, чтобы расправиться с ними, — сказал наместник. — Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне, как тебе удалось подняться на Пятую Гору и не погибнуть от небесного огня. Жрецу нужно было вмешаться в этот разговор. Наместник раздумывал о переговорах с ассирийцами и мог использовать пророка в своих целях.
— Не слушайте его, — сказал он. — Вчера, когда его привели на суд предо мною, я видел, что он плачет от страха.
— Я плакал о тех бедах, которые случились по моей вине. Ибо я боюсь только Бога и себя самого. Я не убежал из Израиля и готов вернуться туда, как только позволит Господь. Я свергну с престола вашу прекрасную царевну, и над моей землей снова воссияет израильская вера.
— Нужно быть бесчувственным, чтобы не поддаться чарам Иезавели, — язвительно заметил жрец. — Но даже если так и будет, мы пошлем другую, еще более прекрасную женщину, как уже случалось и до Иезавели.
Жрец говорил правду. Двести лет назад царевна Сидонская смогла соблазнить мудрейшего из всех правителей Израиля — Царя Соломона. Она заставила его построить жертвенник в честь богини Астарты, и Соломон послушался ее. Из-за этого святотатства Господь поднял войска соседей на Израиль, и Соломон был свергнут с престола. «То же случится и с Ахавом, мужем Иезавели», — подумал Илия. Господь призовет его исполнить обет, когда придет время. Но к чему пытаться убедить людей, стоявших перед ним? Они, как те, кого он видел прошлой ночью, — люди, стоявшие на коленях в доме вдовы и прославлявшие богов Пятой Горы. Обычаи никогда не позволят им думать иначе.