Пятая рота
Шрифт:
На губе, понятное дело, в массе своей сидят дембеля. И от греха подальше, и чтоб не маячили, подрывая своим курортным видом дисциплину. Вообще, отношение к солдату со стороны офицеров, меняется со сроком службы, как спектр меняется от инфракрасного к ультрафиолетовому. Вновь прибывших духов офицеры встречают с распростертыми объятиями и с поистине отеческим радушием. Предлагают смелее бороться с дедовщиной и обещают свою помощь и поддержку в этой борьбе. А в случае неуставных взаимоотношений, проще сказать, если
После того, как дух становится черпаком, офицеры смотрят на него уже искоса: «а чего он отчебучит?». Фантазия солдатская не знает границ, и ожидать от черпаков можно чего угодно. Когда черпак превратиться в дедушку и его авторитет в роте возрастет до уровня заместителя командира роты по неуставным взаимоотношениям, на него уже смотрят как на явного, но еще не разоблаченного преступника. Деда обязательно нужно хоть раз макнуть на губу, чтоб не забывался и нюх не терял. Ну, а когда солдат становится никому ненужным дембелем, более того — вредным и всем мешающим дембелем, так как на его место могли бы придти трудолюбивые духи, — вот тогда его в роте терпеть уже решительно невыносимо! Губа создана для дембеля как конура для собаки. Туда, его! Сгноить мерзавца-дембеля!
Губа — последнее армейское жилище дембелей. Там у них лежбище!
Но что самое забавное: когда выпущенный с губы накануне отправки домой, выглаженный и нарядный дембель, простившись со знаменем части, пойдет к КАМАЗу, то провожать его выйдут и командир полка, и замполит, и комбат, и командир роты. То есть, все те, кто отравлял его жизнь последние полгода. Каждый будет жать руку, обнимет на прощание, и признается, что такого замечательного солдата у него никогда не было. Еще один армейский парадокс.
Можете себе вообразить ситуацию, когда на губу попадает не дембель, не дед и даже не черпак, а дух?! Дух на губе — это самый бедный человек в мире. Он работает, за себя и за того парня. При этом, как самый молодой, заканчивая работу после всех, обязан успеть раньше всех вымыть руки и накрыть на стол, встречая с работы утомленных старослужащих. Дух на губе — это дембельское счастье. Восемнадцать часов в сутки он будет «шуршать» за всю ораву, не требуя благодарности и только считая в уме минуты до окончания ареста.
8. Благословение
В шесть утра раздался скрежет открываемого замка. На пороге стоял вчерашний выводной.
— Подъем! — оповестил он нас, — Сдавай щиты на улицу.
Мы, кряхтя, ухватили свои спартанские
Ага! Помечтал.
Во дворик гауптвахты зашел капитан-начкар и приказал выводному:
— Двое метут двор, остальные занимаются строевой подготовкой.
Посредине дворика был расчерчен квадрат для занятий строевой. Все губари, и сержанты, и рядовые, коих было только два человека, потянулись к квадрату. Убираться не хотел никто.
— Ты и ты — выводной повелительно ткнул пальцем в меня и в щуплого белобрысого сержанта, — схватили метелки и скребки и через пятнадцать минут я тут наблюдаю идеальный порядок.
Мы вдвоем пошли за к метлами, стоявшими в углу дворика. Вдруг, выводной окликнул меня:
— Младший сержант! Иди-ка сюда.
Я подошел.
— Что-то я твою рожу раньше не видел. Ты из какой роты?
— Со второго взвода связи.
— Не звезди, — строго сказал он, — я там всех знаю.
— Так меня еще не распределили.
— Постой, постой, — начал соображать выводной, — ты из карантина, что ли?
— Ну, да, — кивнул я.
— А когда приехал?
— Вчера.
— И уже на губе?
Я снова кивнул, мол: «да, нехорошо получилось». Лицо выводного вытянулось от удивления и восхищения.
— Ну, ты даешь! Откуда родом?
— Из Мордовии.
Выводной присвистнул:
— У нас в полку не так много мордвов, но те, что есть — все губари! Сынок, — он похлопал меня по плечу, — тебя ждет большое будущее. Теперь я могу спокойно увольняться в запас: смена пришла!
Как в воду смотрел. За двадцать месяцев в Афгане, на губе я провел более сорока суток.
— Эй, ты! — выводной подозвал черпака-рядового и кивнул на меня, — возьми у него метлу. И чтоб чище мёл.
— Тебе еще рано, — пояснил он мне, — ты еще наработаешься. Отдыхай, пока, копи силы. Сидеть тебе, чую, придется много и трудно. На, кури.
Выводной протянул мне сигареты и спички. Мы уселись с ним на крыльце губы под навесом, наблюдая, как трое ходят по квадрату, а двое метут дворик.
— Тебя как звать-то, мордвин?
— Андрей.
— Витек, — выводной протянул мне руку, — Миронов. Или Мирон, как тебе проще.
Я пожал протянутую руку. Таким образом, мы и познакомились, и поздоровались.
— Эй, ты! — выводной подозвал толстого сержанта с выбитыми передними зубами, — Жиляев! Ты что, не видишь — младший сержант пить хочет? Сгоняй-ка в прапорскую столовую за сладким чаем. Зурабу скажи — для меня. Две минуты. Время пошло.