Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности]
Шрифт:
– Вот мой воин из Бритайи, - сказал Дженнак, - и воинов таких у меня тысячи. Желают ли светлорожденные увидеть, как он сразится с норелгами? С двумя разом? С любым оружием или голыми руками? Зажжем мерные свечи и поглядим, много ль уйдет времени, чтобы норелги ваши обратились в трупы. Я так думаю, что пятая часть кольца!
Посланцы Мейтассы и Коатля безмолвствовали, но Чичен-те беспокойно зашевелился и зазвенел браслетами.
– Не гневайся, светлорожденный, но такие поединки в Цолане запрещены. Вы все давали клятву - и за себя, и за
Дженнак кивнул, не убирая руки с теплого затылка Ирассы.
– Не беспокойся, почтенный, здесь мы биться не станем. Я хотел лишь напомнить, что живут за Бескрайними Водами норелги и живут бриты. И коль будут возить в Коатль норелгов, я привезу бритов, но не рабов, а свободных людей, что сражаются ради чести и своего вождя, а не ради денег. Брат мой чак Джиллор имеет корабли и метатели, всадников и крепости - достаточно, чтоб защитить Серанну; а я отправлюсь со своим войском на запад и на юг, в ваши степи и горы, и пройду над ними ураганом! Наступит для вас время собирать черные перья, да не хватит рук, чтобы складывать погребальные костры. Хайя! Я сказал! И вы меня знаете!
Они его знали; каждый из этих людей потерял родича или испил яд поражения из его рук. И они помнили об этом! Помнили и молчали. Кутум-Тиа мрачно уставился на свиток и карту, лежавшие у его колена, Оро'сихе, налившись кровью, стискивал кулаки, а сын его щерился, поглядывая на Дженнака словно степной волк на парящего в небе сокола. Один Тегунче сохранял нерушимое спокойствие, будто не довелось ему четверть века назад уносить ноги с берегов Хотокана.
Наконец он заговорил, и в голосе его прозвучало странное удовлетворение.
– Ты все же пытаешься нас устрашить. Напомнить и устрашить! Но времена меняются, тар Дженнак, времена меняются… Конечно, мы знаем, что ты и твой властительный брат - великие накомы, два столпа на которых стоит Дом Одисса, однако и столпы…
– …падают под ударом топора!
– с яростью выкрикнул Оро'минга.
Дженнак повернулся к нему и медленно, раздельно произнес:
– Не откован еще тот топор, который срубит нас, и не рукой тассита будет он поднят!
– Затем он поглядел на Тегунче и Оро'сихе.
– Ну? Что вы решаете?
– Чтобы решить, надо подумать и снестись с нашими Домами. На это уйдет три дня или четыре… но не больше пяти… Встретимся здесь в День Голубя; голубь - мирная птица, и я полагаю, мы придем к согласию.
– Все в руках Шестерых!
– сказал Чичен-те и поднялся.
– Да свершится их воля!
– откликнулись посланцы.
Затем трое светлорожденных шагнули к выходу, за ними потянулась свита и люди Дженнака, а замыкали эту неторопливую процессию майясские служители и воины с кривыми клинками.
Дженнак и Чичен-те остались одни.
Халач-виник,
– Лучшее вино из цоланской лозы… никто не попробовал ни глотка… даже не прикоснулся к кубку…
– Не вини себя, - сказал Дженнак.
– Узрев огромный мир, твои гости забыли о маленьком Цолане и его прекрасных напитках. Ну, это мы сейчас исправим!
Он поднял чашу и отхлебнул глоток. Вино было отличным, в меру терпким, в меру сладким, и ничем не уступало одиссарскому.
– А эта карта… - осторожно произнес Чичен-те, - этот чертеж, что ты отдал почтенным послам… Он в самом деле точен?
– Точней не бывает, - успокоил хозяина Дженнак.
– Премудрый Че Чантар составлял карту, советуясь с богами трижды в день.
Но это заверение не утешило халач-виника, а, казалось, еще больше погрузило его в пучины тревоги. Он потрогал пухлыми пальцами свой высокий, скошенный назад лоб, пересчитал браслеты на левом запястье, потом - на правом, и обернулся к одной из колонн.
– Тут написано: да будут границей между Коатлем и Одиссаром воды Паленке-Шиалы. Договор заключен твоим братом Фарассой полвека назад, когда покойный отец мой был еще юным наследником Цолана… А сегодня границей сделался Хотокан, и это на три дня пути южнее вод Паленке-Шиалы.
Дженнак пожал плечами.
– Атлы первыми нарушили мир и этот договор. И потому я выстроил крепости за Хотоканом и навел через реку мосты. Играющий в фасит может выиграть и проиграть, а проигравший платит. Ах-Шират заплатил.
– Заплатил, - согласился Чичен-те, - но я имел в виду другое, светлый тар. Сколь зыбки эти договора, даже заключенные на Святой Земле Юкаты! Сколь они эфемерны, хоть мы высекаем их на твердых каменных плитах! Воистину они не свидетельство согласия и доверия, а повод для сожалений о несбывшихся надеждах!
Дженнак кивнул; не так давно, сидя напротив Тегунче и Оро'сихе, он думал о том же самом. Руки воинов вознесут в битве бронзу и сталь, но не пламя… А в фортах, построенных им, стояли теперь громовые метатели, и такие же были у атлийцев, арсоланцев и тайонельцев. О древнем призыве никто не вспоминал.
– Я веду речь о согласии и доверии, - произнес Чичен-те, - ибо был поражен твоим поступком. Ты расстелил перед врагами своими мир, ты показал им, сколь он огромен, и ты предложил им столько земель, что сокол за месяц не облетит!
– Не облетит и за два. Но я не отдавал им тех земель; земли нужно еще взять. И удержать!
– Но ты отдал карту! Драгоценную карту, где мир представлен в истинной своей соразмерности! И даже не взял с них слова, что этот чертеж не срисуют и возвратят тебе, если договор не состоится!