Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски
Шрифт:
— Я подумал, что нам неплохо с вами отметить наше знакомство, — дал краткое пояснение своим действиям Артур.
— Но у меня совсем нет желания отмечать наше знакомство. Я надеюсь, что оно этим и закончится.
— Ничего вы не надеетесь, вам очень скучно, и вы чертовски рады, что я заглянул на огонек.
— Вы собираетесь и дальше разъяснять мне мои мысли и поступки? — Катя постаралась влить в свой голос раствор с максимальной концентрации сарказма.
— До тех пор, пока вы не будете искренни сама с собой.
— Я искренна! —
— Нет!
— Ну, знаете…
— Давайте не будем препираться. Лучше устроим маленький пир. Вот только закуску я не прихватил. У вас не найдется хоть что-нибудь?
Перед отправкой в дорогу Катя приготовила себе на всякий случай целую гору самой разнообразной снеди. Но ее соседи по купе почти насильно заставляли уничтожать свою попутчицу их собственные припасы, так что, ее заготовки оказались не использованными и наполовину. И сейчас Катя при полном осознании, что совершает непоправимую ошибку, полезла в сумку за ними.
Стол быстро приобрел привлекательный вид и даже стал издавать кое-какие аппетитные запахи. Артур умело растащил в разные стороны еще мгновение назад демонстрирующие трогательное единение бутылку и пробку, и темно-вишневый ручеек вина заструился в стаканы, радуясь, что вырвался после долго заточения из тесного сосуда на свободу.
— Может, выпьем на брудершафт, чтобы сразу перейти на ты? — выступил с ценным предложением Артур.
— Нет, не хочу, — решительно возразила Катя.
Ишь чего захотел, хитрюга; но она не дура и не собирается предоставлять ему предлог для поцелуя.
— Ладно, отложим ненадолго эту процедуру, — смирился с неизбежным Артур. — Тогда давайте пока просто выпьем за встречу. За то, что мы тут сидим и нам очень хорошо вдвоем.
Все же наглости этого парня нет предела, уже далеко не первый раз возмущенно подумала Катя, но неожиданно поймала себя на том, что уже более спокойно реагирует на его выходки. Кажется, у нее начался процесс адаптации к ним.
Артур глубокомысленно смотрел на нее сквозь мутное стекло стакана.
— А чем вы занимаетесь у себя дома? — спросил он.
— Я — бухгалтер. Старший бухгалтер, — увеличила она свое положение в обществе. — А вы?
— Я? Я ничем не занимаюсь.
— Как ничем? — не поверила Катя своим ушам. — На что же вы живете, на какие деньги приехали сюда?
— Ну, деньги — это не проблема, — небрежно прозвучал голос Артура. — Их повсюду сколько хочешь. Успевай только нагибаться и класть в карман.
— А я могу сказать, как вы их зарабатываете. Соблазняете женщин и живете за их счет. — Этот смелый фехтовальный выпад Катя готовила уже несколько минут и сейчас, после успешно произведенного укола, с нескрываемым торжеством смотрела на Артура; пусть знает, что ее ему не провести, она раскусила этот орешек с гнилым зернышком сразу же.
— Вы думаете, что я альфонс? — без всякой обиды произнес Артур. — Что ж, если вам больше подходит такой вариант, то я не против. — Его губы разъехались в широкой
— Откуда вы знаете, сколько у меня денег? — Катя почувствовала себя задетой его последним замечанием, хотя оно во многом и соответствовало реальному состоянию ее кошелька.
— Ну, это сразу заметно, сколько у кого денег.
— Зачем же вы ко мне пришли?
— Вы мне очень нравитесь. У вас самая красивая грудь, которую я видел за последний месяц. Нет, пожалуй, за два месяца, — внес важное уточнение в этот вопрос Артур.
Катя почувствовала, как двумя факелами запылали ее щечки.
— Послушайте, как вы можете так разговаривать по сути дела с незнакомым вам человеком? Между прочим, я замужем.
— Я и не сомневаюсь. У вас ужасный вид типично замужней женщины. Когда я увидел вас, мне стало вас очень жалко. Я сказал себе: вот полностью искалеченный браком человек, надо ему помочь. А что касается моей откровенности, я всегда говорю то, что думаю. Разве не все так должны поступать?
— А если я начну говорить то, что думаю о вас, вам это понравится?
— Ради бога, да я только об этом и мечтаю. Мне всегда становится неинтересно, когда человек лжет. Ложь — это проявление несвободы, а я люблю свободу.
— Но ведь нельзя же говорить все, что думаешь о человеке. Мало ли какие приходят мысли в голову. А если ты, например, о нем самого плохого мнения, что же, так ему и сказать?
— А как же иначе? В этом случае, правда необходима как никогда. Если вы не любите человека, а говорите ему приятные слова, разве вам не становится от этого противно?
— Бывает, — призналась Катя. — Но ведь он же обидится, как потом с ним общаться?
— Но зачем вам общаться с теми, кого вы не любите? Это же настоящее самоистязание. Разве не так?
— Так, — согласилась Катя. — Но если ты с ним работаешь или живешь?
— Зачем же жить с тем, кто тебе противен? Ну а работа… Ради правды можно и потерпеть. Или сменить работу. Зато не надо лицемерить. Это же такое облегчение. Один раз скажешь правду и больше не надо лгать всю жизнь. А если говорить ложь, то приходиться повторять ее постоянно. Да еще каждый раз раскрашивать чем-то новым. Мы становимся пленниками собственной лжи. Это и тяжело и мерзко. Зачем же мучить себя, когда можно сказать то, что думаешь, и почувствовать себя сразу на свободе.
Пока он говорил, у Кати язык буквально плясал во рту от желания ему возразить, но когда он замолчал, она вдруг поймала себя на том, что сказать ей нечего. Более того, она согласна с ним, теперь она понимала, что схожие мысли давно уже бороздили ее подсознание, но она не решалась не только их озвучить, но даже выпустить их из этой ее самой сверхсекретной зоны на свободу.
— Я вижу, вы согласны со мной. Знаете, мы с вами единомышленники. К концу нашего романа вы поймете, что между нами нет никаких разногласий.