Пятерка Мечей
Шрифт:
Но Лиза стояла на своем: смерть Альшванга – предвестник чего-то страшного…
Как бы там ни было, а надо было организовывать похороны. Анна Григорьевна позвонила в районную администрацию, в театр, где до выхода на пенсию работал старик, и работа закипела. Соседи Германа Борисовича тоже не остались в стороне, – Берта Михайловна, роскошная блондинка Изабелла, Динара, Фаворин и супруги Авдеевы, – все приняли посильное участие в печальной процедуре.
Гроб с телом Альшванга выставили для прощания в театральном фойе. Было много проникновенных речей, венков
– Я не смогу здесь жить! – шептала она матери. – Я боюсь…
– Посмотри, Лизонька, какая красота! – уговаривала ее Анна Григорьевна. – Целых четыре комнаты! А потолки какие высокие! Мебель старинная, чудесная библиотека, ковры, столовое серебро… Добрый был человек Герман Борисович, царствие ему небесное!
Произнося эти слова, она крестилась и заставляла то же самое делать Лизу.
Поминки устроили в кафе неподалеку от театрального дома, столы ломились от угощения и выпивки. Герман Борисович оказался предусмотрительным человеком и оставил на похороны значительную сумму денег. Учитывая возраст, он приготовился к неизбежному, – в бюро из красного дерева лежали все документы, письмо с распоряжениями по поводу похорон и деньги.
На поминках об Альшванге говорили много: восхищались разносторонними талантами покойного, его отзывчивостью, добротой и умению «выводить в свет» молодых, подающих надежды артистов. Егор Фаворин произнес целую речь, во время которой несколько раз доставал из кармана платок и вытирал слезы. Берта Михайловна тоже всплакнула. Уход Альшванга напоминал ей о ее возрасте, о том, что большая часть жизни прошла, что молодость и надежды на счастье потеряны для нее безвозвратно…
Изабелла Юрьевна плакала оттого, что ей было жаль старика. Она, по сути, была доброй женщиной. Но никакое горе не мешало ей наблюдать за Фавориным. Воспоминания о том, как потрясающе он выглядел в старинной одежде и парике, как великолепно держался, как хорошо играл на тромбоне, приводили ее в восторг.
– Как он хорош! – думала она с присущим ей простодушным восхищением. – Настоящий Моцарт!
Динара с Анной Григорьевной несколько раз обменивались взглядами, как заговорщики. Лиза выглядела ужасно: синяки под глазами, дрожащие губы и выражение лихорадочного беспокойства на лице.
– Что вы можете сказать обо всем этом? – спросила Анна Григорьевна, подсев к Динаре. – Видите, как она встревожена? Она приводит меня в отчаяние своим страхом!
– Может быть, это пройдет? – предположила Динара. – Многие боятся покойников.
– Нет, она пришла в такое состояние гораздо раньше, еще на дне рождения. Я же вам рассказывала!
– Да, я помню…
– Надо что-то делать! Я приведу ее к вам… Пусть карты рассеют ее страх перед будущим. Вам она поверит.
– Вы думаете?
Дина Лазаревна отчего-то чувствовала себя неуютно. Ей совсем не по душе пришлось предложение Анны Григорьевны прийти вместе с дочерью. Гадалка
– Мне надо позвонить, – сказала она, чтобы отделаться от Анны Григорьевны, которая возлагала на нее столько надежд. – Извините…
Выйдя в вестибюль кафе, Динара попросила разрешения воспользоваться телефоном. Предлог должен выглядеть правдоподобно. Если честно, то ей в самом деле захотелось позвонить Артему, сообщить ему о последних событиях.
– Я слушаю, – сдержанно ответил сыщик. – А, это вы, Дина Лазаревна! Я вам звонил несколько раз…
– Меня не было дома, – объяснила она. – Умер Альшванг! Помните об угрозах Вольфа?
– Помилуйте, старику было восемьдесят…
– Ну и что? – горячо возразила Динара. – Он еще был крепкий и не собирался умирать! Вольф говорил, что в доме пахнет смертью…
– По-моему, вы преувеличиваете, – мягко возразил Артем. – Я проверил то, о чем вы просили. У Альшванга действительно не было родственников, так что по поводу дарственной на квартиру все чисто.
– А почему Лиза так напугана?
– У девушки слабые нервы. Это бывает сплошь и рядом.
– А смерть Альшванга? – не могла успокоиться Динара. – Вы думаете, Вольф тут ни при чем? Это он делает из-за меня! Чтобы я…
– Послушайте, люди умирают, особенно в таком преклонном возрасте! – перебил ее Артем. – Это нормальный жизненный процесс, никак не связанный с черной магией!
– Вы просто не понимаете!
– Хорошо. Давайте встретимся и поговорим!
Господин Пономарев не собирался выяснять, как смерть Альшванга связана с угрозами Вольфа. Кончина старика вследствие инфаркта не вызывала у него сомнений. А вот с Динарой ему хотелось увидеться, – не столько по оперативной необходимости, сколько по личной.
Прокофий Константинович Горин жил на четвертом этаже красного кирпичного дома без лифта. Он долго смотрел в глазок, прежде чем открыть.
– Вы Юрий Салахов? – спросил он вместо приветствия. – Дайте-ка я посмотрю на вас!
– Сделайте одолжение! – усмехнулся Юрий. – Профиль? Анфас?
– С чувством юмора у вас все в порядке, – одобрил Горин. – И с внешностью тоже. Хорош! Настоящий Салахов! Крепкий, сильный и красивый! Совсем как Платон Иванович в молодости.
– Похож?
– Очень!
Горин подождал, пока Юрий разденется, и пригласил молодого человека в гостиную. Господин Салахов прихватил с собой дорогой коньяк, апельсины, сыр, ветчину и конфеты.
– Предлагаю выпить за знакомство, – предложил он. – И за Новый год.
Горин не стал отказываться. Принес из кухни тарелки, рюмки, нарезал закуску.
– Помянем Платона Ивановича?
Юрий кивнул. Выпили, по традиции, не чокаясь.
– Ну-с, чем обязан вашему визиту, молодой человек? – поинтересовался Горин, наливая по второй. – Ведь не пить же вы ко мне пожаловали?