Пятнадцать ножевых 2
Шрифт:
— Надо сюда маму привезти!
— Не надо!
— Почему?
— Мне свадьбу не на что играть, — засмеялся я. — Все в квартиру вложил.
— Это ты так мне делаешь предложение? — Лиза покраснела, лукаво посмотрела на меня.
— Это я так тебя намекаю, что не надо сюда маму. Я бы хотел тут все закончить. Обставить кабинет, повесить шторы…
— Я тебе выберу и куплю шторы. Поехали скорей в ГУМ. Ой! Аааа! — Шишкина увидела вылезшего из коробки кошака, схватила его, прижала к груди. — Боже, какой милый! Как зовут?
— Кузя.
— Какое чудо! Я уже его люблю!
— Лиза, — я посмотрел на часы. — И правда, поехали уже. Нам пора.
Оторвать девушку от животного удалось только через полчаса. Сначала мы его кормили, потом причесывали. Затем играли. Детский сад — штаны на лямке.
Выехали только в обед и сразу:
— Андрей! — Лиза обеспокоенно обернулась: — За нами постоянно едет эта серая Волга.
Я тоже глянул назад. Да, знакомые ребята. Уже второй день меня пасли “бурильщики”. Причем аккуратно — из дома в институт или на подстанцию. Потом обратно. Ночью не дежурили — под окнами никто не маячил.
— Моя охрана, — отмахнулся я. — Это временно. Не обращай внимания.
— У тебя есть охрана?! — Лиза чуть не ударила по тормозам.
— Смотри на дорогу! Видишь, какая каша на асфальте…
— Смотрю. Но откуда?
— Следователь выделил. Я теперь особо важный свидетель.
— Ты?
— Я. Тот убитый… он короче оказался майором КГБ. Вот такие дела.
Дальше я всю дорогу пытался отвечать на тысячу вопросов Шишкиной. Под конец уже даже хотел выпрыгнуть из машины — черт с ними с лыжами. Хорошо, что сообразил переключить девушку на отца.
— Как там папа? Отписался по той операции?
Конец злоключений Шишкина-старшего я уже выслушивал в ГУМе. Мы встали Ветошном переулке, завернули за угол ГУМа. Вход в 200-ю секцию находился прямо на Красной площади, напротив Мавзолея с мумией вождя. Было даже забавно, что каждый день Ильич взирал из своего саркофага на вопиющую дискриминацию рабочих и крестьян. Пролетарии и не подозревали, что в главном магазине страны есть тайная райская комната всеобщего изобилия, в которой уже построили коммунизм для избранных.
Специальный милиционер на входе проверил наши пропуска, сверился с паспортами. И мы вошли в Эльдорадо! Стеллажи с иностранными костюмами и платьями, витрины с зарубежной техникой, ювелирка… Чего тут только не было.
Все горнолыжное, разумеется, тоже присутствовало. Сначала примерили ботинки «Alpina». Потом уже под них выбрали крепления и лыжи с палками. Немецкой фирмы «K2». Минус четыреста рублей. Американских шлемов не было — были шведские. Взяли две штуки. А еще швейцарские горнолыжные брюки и куртки. Уже минус тысяча. Деньги Бэллы стремительно таяли, а глазы Шишкиной все больше и больше разгорались. Она была в 200-й секции первый раз и ассортимент ее поразил.
Горнолыжные маски нужны? Разумеется. А как насчет перчаток? И их возьмем. Я вовремя успел притормозить Лизин шопоголизм: — Душа моя, деньги кончаются!
— Но на шторы то хватит?
Я прошелся по магазину, посмотрел цены. Да… тут точно коммунизм для отдельно взятой страны. Джинсы Левайс, которые у фарцы стоили 300 рублей, здесь продавались за 60! Ондатровые шапки — 40 рублей, в то время как их цена на черном рынке была все 250. Чего уж удивляться, что никто, вот вообще никто, не вышел в 91-м за ГКЧП.
Что мне нужно… так это телик. Я приценился к Филипсам. Триста рублей. Видик еще 400!
Вытащив тайком похудевшую пачку, я пересчитал купюры. Оставалось восемьсот рублей. А мне еще хотелось приобрести себе костюм — в секции были и Андерсоны и Бриони.
— А я вас знаю? Знакомое лицо!
Сзади раздался хриплый женский голос.
Я обернулся и обомлел. Позади меня с блестящей крокодиловой сумкой в руках стояла… Брежнева! Перепутать невозможно — круглое, отекшее лицо, густые отцовские брови. На голове — какая-то сложная, высокая прическа.
— Ты же в Большом солист? Фадеечев? Имя забыла.
— Нет, я солист на седьмой подстанции скорой помощи. Арии инфарктникам, либретто для инсультников…
— Так ты врач?
— Фельдшер.
— И как простой фельдшер оказался в 200-й секции?
— Сами должны понимать, — я наклонился к Брежневой, ощутил запах ее парижских духов. — Спас жизнь члену Политбюро.
— Ты? Врешь поди. Но красиво. Да и сам красавчик.
Я оглянулся. Лиза бродила в секции текстиля, а к нам направлялась дородная женщина вся увешанная бижутерией.
— Галина Леонидовна, что же не предупредили… Я бы велела привезти тот костюм от Диора, что вам понравился прошлый раз.
— Подожди, Наташа, — Брежнева отмахнулась. — Как тебя зовут?
— Андрей Панов.
— Вот что Панов… — Галина Леонидовна задумалась. — Если ты и правда, работаешь на скорой. Дай ка мне свой телефон. Будет для тебя работка.
— А вы простите, кто? — я сделал наивные глаза.
— Ты что, не узнаешь Галину Леонидовну? — к моему уху склонилась продавщица.
— Наташа, иди погуляй пока! — Брежнева в приказном тоне отправила прочь женщину, взяла меня под руку. — Бывают… совсем не часто, но иногда… Такие ситуации, когда нужно помочь человеку, а к официальным врачам обращаться нельзя. Улавливаешь?
— Я наркотики вытаскивать вам с подстанции не буду. За такое мигом срок дадут.
— Ни боже мой! — замахала сумочкой Галина Леонидовна. — Просто бывает, что моим друзьям или знакомым становится плохо.
— Пусть звонят 03.
— Нельзя! В том то и дело. Ну вот был у нас случай — один замминистра перебрал на вечеринке, уединился с дамой… ну которая ему не жена. Улавливаешь?