Пятница, тринадцать ноль-ноль
Шрифт:
– Были бы они у вас, эти головы… – только теперь Деннис сообразил, что не задал главный вопрос. – А от кого вы, собственно, тут защищаться собирались?
– От галлюцинаций, – очень серьезно ответил Амадеус. – Они здесь до того наглые, в жизни ничего подобного не встречал.
– Так.
Магистр Рон почувствовал, что ему необходимо немедленно присесть, и огляделся в поисках стула. Почтительный племянник, угадав мысли дядюшки, торопливо подсунул ему табурет. Настолько торопливо, что довольно больно заехал Деннису по щиколотке деревянной ножкой. Магистр
– И чем здесь эти наглые галлюцинации занимались? Чем они вас, троих дуболомов, так напугали?
Магистр Рон и сам понимал, что несколько несправедлив в своих претензиях – настоящим дуболомом здесь был только один, его собственный племянник. А что касается двух других, то студент Маунт был сложения довольно деликатного, а студента Сондерса и вовсе можно было назвать субтильным. Впрочем, Деннис был слишком зол, чтобы принимать во внимание истинное положение вещей.
Кэртон и Амадеус снова переглянулись.
– Видите ли, дядюшка, – осторожно начал Амадеус, – это довольно трудно объяснить. Так, если честно, то никакого вреда они нам не причинили. Рульф, правда, как эти зубы в два ряда у волка увидал, немного заикаться начал, но это быстро прошло, как только белочка станцевала. С другой стороны, что касается меня, то я не знаю, что хуже: когда скунс на барабане играет или когда кабанья морда в окно. Хотя если снова вспомнить, какие у этой морды были клыки… – он грустно покачал головой и замолчал.
– В барабаны били бурундуки, – меланхолично поправил его Кэртон, – а у скунса была флейта.
– Какая разница? Главное, что белочка раздевалась…
– Хватит! – заорал Деннис и стукнул кулаками по столу так, что тарелки со звоном подпрыгнули. – Вы сколько костоломки вылакать успели, идиоты? Бочонок?
– Ни-ни, – Амадеус прижал руки к сердцу. – То есть, в дороге мы, конечно, отхлебывали и как приехали, приняли по капельке, за ужином… но после того, как волк постучался… ни-ни! Да вот, дядюшка, сами убедитесь, больше половины осталось, – он метнулся к корзине, быстро откопал спрятанную Кэртоном на самое дно фляжку и почтительно подал ее Деннису.
Деннис встряхнул фляжку, хотя в этом не было никакой необходимости: по ее весу и так было ясно, племянник сказал правду. Может студенты хитрят – костоломку выпили, а вместо нее налили воды… хотя зачем? На всякий случай, отвинтил крышку, понюхал. Пахнет, как костоломка. Он поднес фляжку к губам, сделал крохотный глоток. И на вкус, тоже костоломка. Хорошая. Не иначе, в ларьке с пончиками брали, с заднего крыльца. Магистр аккуратно завинтил крышку, положил флягу на стол и согласился:
– Да, похоже, вы не пьяны. Но что за ахинея? При чем здесь какие-то зубы и какие-то бурундуки!?
– Сейчас я вам все объясню, господин магистр, – Рульф незаметно просочился из коридора в комнату. – Вы извините, но если мы не совсем внятно говорим, то только от пережитого потрясения. Понимаете, когда открываешь дверь, а на тебя смотрит волк и глаза у него такие красные… это немного выбивает из колеи. Понимаете? – и он посмотрел на магистра с надеждой.
Судя по лицам Кэртона и Амадеуса, они понимали, о чем говорил этот недотепа и были с ним согласны. Деннис снова сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки.
– Рульф, – заговорил он почти ласково. – Вспомни, меня здесь не было. И я понятия не имею, о каком таком волке с красными глазами ты говоришь.
– Глаза тут не главное, – влез с уточнениями Амадеус. – Зубы производили гораздо большее впечатление.
– Самое большое впечатление произошло, когда он заговорил, – не согласился Кэртон.
Деннис посмотрел на них и сменил позу. Теперь он поставил локти на стол и положил подбородок на сплетенные пальцы. Нахмурился и произнес ледяным тоном, отработанным за годы работы со студентами:
– Я хочу понять, что здесь произошло. Если в этом будет необходимость, то я выслушаю каждого из вас. Но пока пусть говорит Рульф, а вы, двое, замолчите. – Он слегка повернул голову и кивнул Рульфу: – Еще раз, пожалуйста. Что там произошло с волком?
В лес они въехали по инерции, убаюканные долгой однообразной дорогой, и почти непрерывной болтовней Ганца, которого ничуть не смущало, что спутники не отвечали ему. Арра просто дремала в седле; Джузеппе с Таффи погрузились в свои, судя по их лицам не слишком веселые мысли. Пироман же, шагавший впереди, с Искателем, был сосредоточен исключительно на том, чтобы поддерживать равномерный темп движения. Впрочем, отсутствие собеседников никогда не рассматривалось Ганцем, как достаточно веский повод для молчания. Он просто переходил в режим монолога.
Первой очнулась Булка. Поняв, что окружающий пейзаж категорически перестал ей нравится, кобыла избрала самый незатейливый и действенный способ, чтобы привлечь внимание хозяина к своим сомнениям: остановилась и, повернув голову на гибкой шее к Ганцу, вопросительно уставилась на него. Ганц замолчал на полуслове, оглянулся вокруг и согласился:
– Ты абсолютно права. Здесь, действительно, слишком мрачно.
– А где мы, собственно сейчас находимся? – очнулся магистр Торстен.
– Вот это и есть самое ценное твое качество Таффи, – очень серьезно заметил Ганц. – Умеешь ты задать вопрос вовремя и к месту!
– Зато твой самый большой недостаток, – поморщился Джузеппе, доставая и разворачивая карту, – абсолютная неспособность вовремя и к месту промолчать. Лучше посмотри, мы должны быть примерно вот здесь… я не ошибся?
– Здесь? Пожалуй. Но послушай, эта чащоба тянется… тянется… зачем мы сюда забрались? Надо было остановиться на ночь на опушке.
– Ты предлагаешь вернуться? – уточнила Арра, тоже внимательно разглядывая карту.
– Теперь это уже бессмысленно. Самое разумное – присмотреть поблизости местечко покомфортнее и устраиваться на ночлег.