Пятое правило василиска
Шрифт:
Ариза отыскала взглядом Милли и махнула рукой, приглашая к ним в круг.
— Какая чудесная у тебя девочка, Тейни. Такая смелая и верная. Как все нимфы.
Стейн сурово смотрел на Эмилию, и она потупилась под его мрачным взглядом. Похоже, василиск не одобрял того, что Ариза записала Милли в «его девочки». А ведь Эмилии на какую-то секунду померещилось, что Стейн спасал ее не только потому, что за безалаберных девчонок надо заступаться.
— Так что же ты хотел сказать, Стейн? Пятое правило, помнишь? «Лучше умереть самому, чем позволить погибнуть тому, кого…»
Стейн небрежно пожал
— Кого должен защищать, конечно.
— Конечно… — угрюмо прошептала Милли.
Ариза переводила взгляд с сына на Эмилию и вдруг широко улыбнулась.
— Знаешь, нимфы всегда были нашими союзниками, — обратилась она к Милли.
— Да знаю уже, — пробурчала Эмилия.
— А василиски сотнями гибли в Стодневной войне, пытаясь спасти нимф…
Милли подняла удивленный взгляд на Аризу.
— Мама, нет, — оборвал ее Стейн.
Ариза не стала продолжать, но взяла одной рукой ладонь Эмилии, а другой Стейна за запястье, и они какое-то время молча сидели втроем.
— Мне пора, Тейни…
— Нет!
— Да, Стейн. Но мы обязательно однажды встретимся снова. Этот мир не последний. Идите… Не люблю долгие прощания.
Ариза потянулась к сыну, чтобы напоследок его обнять. Она вся мерцала мягким золотистым сиянием, еще немного — и обратится в свет.
19
Стейн и Эмилия едва успели дойти до развилки коридора, когда увидели отсветы зеленого пламени от бездымных факелов и услышали шум множества шагов. Вряд ли нечисть передвигалась по подземельям, вооружившись факелами, поэтому нимфа и василиск без опасения вышли навстречу. Стейн едва не влетел лицом в плечо Громовой Горы. А ректор тут же подтвердил свое прозвище, потому что от его гулкого баса задрожали, казалось, каменные своды подземного перехода.
— Студент Орис! Как это понимать?!
Но увидев залитую кровью одежду студентов, а может быть, вспомнив, что в подземельях, стены которых и так держались по большей части благодаря магии, лучше не повышать голос, Улорд Буурос сбавил тон.
— Вы ранены? — быстро спросил он. — Как сильно?
Обернулся, выискивая кого-то взглядом позади себя. Коридор заполнялся людьми. Эмилия увидела магистра Кирена, магистра Волроча, еще несколько преподавателей, имена которых нимфа не знала, шестикурсников — заклинателей. Стеллы среди них не оказалось, но это неудивительно: ректор не стал бы рисковать жизнью первокурсницы. Зато Милли увидела магистра Сорго — медикуса Академии. Он протискивался сквозь толпу, с озабоченным видом расстегивая холщовую сумку с отварами и зельями, которая неизменно висела на его плече.
— С нами все в порядке.
Стейн молча отвел руку магистра Сорго — тот протягивал ему настойку жильника, затворяющую кровь и возвращающую силы. Потом все-таки забрал флакон, откупорил пробку и протянул Эмилии, взглядом показывая, что она должна выпить. Милли вспомнила, что придется подниматься по скользким, крошащимся под ногами ступеням и не стала отказываться от лекарства.
— Использовал свой яд? — коротко уточнил ректор. — А нечисть?
— Да. Убита.
Могло показаться, что Стейн рисуется перед Громовой Горой, и в группе шестикурсников кто-то прошептал: «О, ну, конечно, всемогущий Стейн!» Одна только Милли знала, что Стейн изо всех сил старается не показать слабости, а сам едва стоит.
— Расск'aжите позже. Надо выбираться.
И Эмилия решила, что ректор у них все-таки мировой дядька. Накажет, конечно, но сначала в целости и сохранности доставит наверх.
Добрались почти без приключений. Только между вторым и третьим этажом на отряд наскочила очумевшая от блуждания по каменным коридорам костянка. Эмилии почудилось, что мелкая тварюшка, привыкшая к лесу, мягкой почве и перегною, даже обрадовалась, услышав шаги, и сама добровольно шла сдаваться. Убивать ее не стали, погрузили в сон. И сам Улорд Буурс взвалил на плечо хлипкое тело, состоящее из одних тонких косточек, обтянутых кожей.
Стейн шел рядом с Эмилией и молчал. Милли не лезла с разговорами, понимала, что василиску надо о многом подумать, прийти в себя. Она только один раз осторожно спросила, не решаясь поднять глаза:
— Какая хорошая встреча получилась, правда?
Стейн хмыкнул.
— Говори прямо, хомячок. Сумел ли я отпустить ее?
— Да…
Василиск долго молчал, но потом все же ответил.
— Она хотела бы, чтобы я прожил долгую жизнь…
— Да! — обрадованно воскликнула Эмилия, да так громко, что все начали озираться.
Она потупилась и смутилась, но на душе сделалось легко.
Во второй раз Стейн заговорил сам.
— Это, конечно, не мое дело, но, может быть, признаешься наконец, зачем тебе понадобился мой яд?
Эмилия почувствовала, как багровеют щеки. Едва ли василиск сумел бы разглядеть в полутьме подземелий ее румянец, но Милли еще ниже наклонила голову. После всех событий причина казалась ей чепуховой. Но потом… Она вспомнила магистра Варра, его заинтересованные взгляды в ее сторону и рассказала все, как есть.
— Магистр Ларриус Варр? Да нет, быть не может… Он вел у нас ознакомительный курс. И ты решила, что он?.. Нет, Милли, думаю, ты ошибаешься.
Стейн был явно озадачен таким поворотом событий.
— Конечно, Стейн! — слова Стейна уязвили Милли. — На тебя-то он не пытался посягнуть. Отпороть тоже. Ты ведь парень, не девушка…
Стейн быстро посмотрел на нее, открыл рот, но сказал, видимо, совсем не то, что собирался.
— Значит, теперь у тебя не должно возникнуть проблем из-за разбитого флакона. Я рад.
— Я тоже… — процедила Эмилия сквозь зубы.
Не нравился ей тон Стейна. Он будто уже отдалялся от нее, снова становился просто студентом — шестикурсником, которого не связывает с бестолковой первогодкой ничего, кроме общих воспоминаний. Но пройдет неделя, месяц, и воспоминания поблекнут, сотрутся. Стейн станет приветствовать ее кивком, повстречав в коридорах, а она небрежно улыбаться в ответ, поспешно проходя мимо.
Небрежно ли? У Эмилии уже сейчас все внутри рвалось и ныло. Она не хотела, чтобы он уходил, не хотела, чтобы вновь сделался холоден и безразличен. Милли вся извелась, пока шла рядом. Ее кидало то в жар, то в холод. Она до сих пор ощущала прикосновение его губ к своей шее. Вспоминала, как он схватил ее в охапку и прижал к груди. Так, словно Эмилии была для него величайшей драгоценностью. Куда же все делось теперь?