Пятое путешествие Лемюэля Гулливера
Шрифт:
Эта книга содержит рассказ о том:
как капитан Гулливер из Нотингемшира, будучи преследуем по возвращении из страны гуигнгнмов церковью, спасается от ареста на воздушном корабле и, гонимый бурею, спускается в неведомой стране, называемой Юбераллией;
как Гулливер, будучи приговорен там к смерти, избегает казни и становится рассказчиком его величества короля, а затем и придворным летописцем великой и победоносной войны этого государства со своим исконным врагом — Узегундией;
как из-за невоздержности языка, потеряв милость императора, Гулливер признан был несуществующим;
как он вел в столице Юбераллии жизнь человека-невидимки и спасся на прибывшем из Бразилии корабле;
как затем он вернулся на родину
Здесь же рассказывается:
о расовой совести, о добровольных казнях, о волшебном зеркале, о сожжении всех книг, о превращении мужчины в женщину, разрешается вопрос о возможности невозможного и сообщается много других полезных и ценных сведений.
Предисловие издателя
Получив от тетки моей, мисс Элеоноры Симпсон в наследство небольшое имение в Нотингемшире, где покойница доживала остаток дней, я должен был лично прибыть туда, чтобы привести в порядок довольно-таки запутанные дела по этому имению.
Желая расплатиться с кредиторами, не трогая участка земли, бывшего издавна собственностью фамилии Симпсонов, и не имея для этого свободных средств, я решил реализовать движимое имущество покойной, состоявшее из кое-каких драгоценностей и хранившихся в сундуках старых мехов и платья. Разбирая это имущество, я наткнулся на толстый портфель крокодиловой кожи с золотой монограммой «Л.Г.» и, не без труда справившись с замком, так как ключ от портфеля давным-давно был потерян, нашел довольно-таки объемистую рукопись, написанную почерком первой половины восемнадцатого столетия на бумаге, носившей водяные знаки того же времени, испещренную поправками, сделанными другой рукой.
Заинтересовавшись содержанием рукописи и с большим трудом одолев неразборчивый почерк, я доискался, что рукопись эта заключает в себе описание пятого, еще не известного никому, путешествия капитана Л. Гулливера, близкого родственника и друга предка моего Ричарда Симпсона [1] , бывшего когда-то владельцем этого имения.
Указания на то, в силу каких причин рукопись, вполне подготовленная к печати, не увидела света, я не нашел ни в ней самой, ни в других документах фамильного архива. Вероятнее всего, сэр Ричард, умерший, как известно, в цветущих летах, не успел принять мер к ее опубликованию, а мистер Гулливер, в силу деликатности своего характера, не счел возможным беспокоить наследников требованием возврата рукописи.
1
Ричард Симпсон — фантастический издатель романа Свифта «Путешествия Гулливера», сообщающий в предисловии к роману биографические сведения о Гулливере. (Здесь и далее примечания М.Козырева.)
Считая, что опубликование этой рукописи является моей, как последнего из фамилии Симпсонов, обязанностью, я осмеливаюсь представить ее на суд читателей, принося извинения за некоторые неровности этой, все еще не потерявшей интереса книги. Я нашел более правильным не восстанавливать, как это ныне принято с сочинениями старинных авторов, первоначального текста книги и издаю ее с поправками сэра Ричарда, на которые тот был уполномочен автором. Поправки, впрочем, касались лишь мелких погрешностей стиля, излишних длиннот и подробностей.
Пользуюсь случаем, чтобы отвести от покойного капитана выраженные некоторыми из моих друзей, познакомившихся с книгой по рукописи, обвинения в том, что он, изображая Юбераллию, имел в виду нынешнее правительство одной дружественной державы, расположенной на берегах Рейна, Эльбы и Одера. Считая излишним доказывать здесь всю нелепость этого предположения, ибо при известной всем проницательности капитан Гулливер все-таки не мог двести лет назад предвидеть осуществление изображенных им порядков правительством так называемой Третьей Империи, я, впрочем, не собираюсь ему запретить признать свое лицо в зеркале лучшей из стран, когда-либо существовавших на земле.
Право предоставить вашему милостивому вниманию полное и подробное, снабженное учеными примечаниями издание этой рукописи я оставляю за собой и своими наследниками.
Чарльз Симпсон, эсквайр
Нотингем
Глава первая
Читателю известно уже от родственника моего Ричарда Симпсона, что всеобщее любопытство к скромной моей личности заставило меня покинуть Редрифф и купить небольшой клочок земли с удобным домом близ Ньюарка в Нотингемшире, на моей родине. Я перебрался туда с женой и детьми и, само собой разумеется, не забыл привезти туда и двух своих жеребцов, напоминавших мне о счастливой стране гуигнгнмов [2] . Лучшим отдыхом для меня было уединение в конюшие с благородными животными, заставлявшими меня забывать все большие и маленькие неприятности, неизбежные в жизни каждого человека, даже такого, как я, наслаждавшегося почетом, славой, достатком и благословенного обширным и любящим семейством.
2
Гуигнгнмы — лошади, населявшие страну, в которую Гулливер попал во время четвертого своего путешествия: это нравственно совершенные существа, в жизни которых Гулливер нашел образец добродетели и счастья.
Три года наслаждался я тишиной и довольством. Но ничто не вечно, читатель, тем более счастье и покой человеческие. Ненависть злобных еху [3] настигла меня и в этом уютном уголке.
Живя весьма скромно и уединенно, навещал я лишь старого священника, который закрыл глаза покойному родителю моему и ныне доживал век в маленькой хижине на опушке соснового леса. Вечерами, прогуливаясь меж вековых деревьев, вели мы длинные беседы, касаясь в них не столько житейских, сколько философических вопросов. Я не стеснялся высказывать перед ним издавна мучившее меня сомнение: действительно ли человек создан Богом, и не было ли при самом акте творения какой-либо пакости, проделанной отцом лжи и зла так умно и хитро, что старина Бог не заметил ошибки и, благословив семя дьявола, навсегда уклонился от какой-либо заботы об усовершенствовании своего создания.
3
Еху — грубые животные, населявшие страну гуигнгнмов. В образе ехуГулливер карикатурно изображает человеческие недостатки.
Священник, проживший слишком длинную жизнь для того, чтобы не знать людских недостатков и слабостей, а также несовершенств нашей жизни, рассказами о подвигах святых, добродетельных и истинно великих людей направлял отравленный скептицизмом ум мой к той мысли, что заложенное в нас семя добра не умрет и некогда прорастет оно пышным цветком, заглушив все волчцы и все тернии. Не скажу, чтобы речи его убеждали меня, но общение с благочестивым старцем помогало преодолевать все более и более частые припадки мизантропии.