Пятый кодекс
Шрифт:
– Так нечестно! – вмешалась Настя. – Он ещё испанский знает, а ты не знаешь!
– А ну цыц! – шутливо приказал Андрей Насте и обратился к Руслану: – А четвёртый какой?
– Майяский…
– Что? Какой-какой? – переспросил Андрей.
– Это какой? – вслед за отцом удивилась Настя.
– Майяский… Язык майя, – скромно сказал молодой человек.
– Не знаю такого языка. Знаю майянский, – насупился Андрей, – вернее, не язык знаю, а как называется.
– Правильно говорить – майяский, – спокойно объяснил полиглот. – Майянский – это больше на английский манер,
– Ну-ну, умыл, умыл, – довольно улыбаясь, проворчал Андрей. – А откуда его знаешь, если не секрет?
– Не секрет, Андрей Петрович, у меня дедушка занимался историей и этнографией древних племён Мексики, ну и… меня научил.
– Так-так-так. И кто же твой дедушка? – уже с неподдельным интересом спросил журналист.
– Вы, наверное, о нём и не слышали, Андрей Петрович. Профессор Толубеев.
– Хм. – Хитрый огонёк зажёгся в глазах Рогова. – А ну, скажи что-нибудь…
Руслан начал бегло воспроизводить какие-то странные стихи на непонятном языке. Настя смотрела на парня как завороженная, а Андрей, не подавая виду, что удивлён, рассуждал про себя.
В том, что это был язык, а не набор звуков, сомнения не было. Рогов слишком хорошо знал лингвистику и фонетику, чтобы понимать, что эта гортанная речь принадлежит какому-то народу. Но какому?
– Хорошо, хорошо, – прервал журналист Руслана. – А написать сможешь то, что сказал?
Это был последний тест, как казалось Андрею, самый верный. Парень виновато улыбнулся:
– Не смогу, Андрей Петрович. Дедушка говорил, что этот язык без письменности. Вернее, письменность была, но она давно утеряна. Конкистадоры постарались.
– Это да, – грустно поддержал Руслана Андрей, – столько лет истреблять индейцев… настоящий геноцид… Ладно, проехали. Загранпаспорт есть?
Настя взвизгнула и кинулась к отцу на шею.
– Я же говорила, что у меня лучший папочка на свете!
Это была маленькая победа молодёжи над старшим поколением. Андрей принял решение мгновенно. Руслан будет полезен. Он знает испанский – это хорошо, переводчика нанимать не нужно, и если действительно знает майянский (а похоже, не врёт), это вдвойне хорошо. Хитрые тамошние проводники, как правило, родом из местных племён, будут под контролем, и их тарабарщина будет переводима. Ведь на древнем языке майя многие мексиканские племена индейцев разговаривают по сей день. А что касается внешности? Ну, так с лица воду не пить, как говорится. Профессор Изотов, великий исследователь майянских иероглифов, тоже особой внешностью не отличался…
Глава 3. Вицлипуцли – божество или проклятие?
Маленький Юра был неказист. Может, потому, что его бабушка – молдаванка, а может, из-за того, что просто внешне – чернявый, худой, угрюмый, молчаливый. Правда, если и говорил, то обязательно в точку, даже в свои неполные семь лет, и это очень не нравилось соседкам. Сплетницы недолюбливали «младшенького Изотова» и за глаза называли его чертёнком. Юра действительно был не такой, как все мальчишки. Он всегда здоровался, ни с кем не дрался, не хитрил и не ябедничал, и что-то в его внешности было пугающее, удивительное – глубоко посаженные чёрные глаза, остро очерченные черты лица… в общем, «несвойский», а стало быть, и «неказистый».
Мальчик родился в семье инженера и жил не в роскоши, но воспитание получал достойное, как это и положено сыну интеллигента.
Как известно, в конце двадцатых годов Харьков хоть и был столицей Украинской ССР, но измученные революциями и Гражданской войной горожане жили совершенно не по-столичному.
Интеллигенция стала бедной, а ни в чём не нуждались только нэпманы, разбогатевшие на человеческом горе – голоде, нищете. Это были времена, когда по городу ездили извозчики, а основным видом транспорта был трамвай; мальчишки ещё не играли в футбол – не было у него такой популярности, зато играли в лапту и крокет…
– Борька, лови! – Старший брат Лёнька залихватски ударил по шару деревянным молоточком.
На зелёной лужайке перед домом играли в крокет братья Изотовы. Четверо мальчиков впервые после зимы вышли на солнышко, и их детское щебетание для кого-то было криком, а для кого-то музыкой, извещающей, что весна пришла и жизнь продолжается. Сестричка Галя в сторонке переодевала старенькую, ещё мамину немецкую куклу.
– Лёнька, лови! – Средний брат Борька жахнул молоточком в ответ.
В следующую секунду семилетний Юра лежал на траве у дома без сознания. Испуганные Боря, Лёня и Серёжа стояли над ним, а маленькая Галочка взвизгнула от ужаса и, рыдая, побежала в дом. Во дворе беспомощно осталась лежать всё ещё не одетая кукла Гертруда…
Пожилой врач Эдуард Вениаминович, с благообразной бородкой и круглым животиком, поправляя пенсне, достал из саквояжа блокнот с рецептурными бланками.
– Что ж, дорогие мои. Покой, покой и ещё раз покой… – Он размашисто и неразборчиво принялся выписывать рецепт.
Около семейного врача сгрудились все домашние: мама Александра Сергеевна, братики, в стороне горничная Люся успокаивала малышку Галочку.
– Дадите валериану, – продолжал Эдуард Вениаминович, – обязательно – ромашку, чабрец.
– Какие ромашки, доктор! Он же ослеп! – заплакала Александра Сергеевна.
– Ну, ну, ну… Александра Сергеевна. Это у Юрочки нервное. Надо снять напряжение с глазного нерва. Я не зря сделал мальчику кровопускание. Это снимет общую нагрузку.
В стороне на диване лежал бледный как смерть Юра, его глаза уставились в одну точку, как у всех слепых. Рядом сидела ассистентка доктора и на всякий случай придерживала мальчика руками, поглаживая по плечу.
– Всё хорошо, маленький, пиявочки своё дело сделают.
– Мама, – отрешённо позвал Юра.
И все присутствующие сразу затихли.
– Мама! – повторил мальчик.
– Да, сыночка! – бросилась к сыну Александра Сергеевна.
– Осторожно, он может бредить, – спокойно заметил врач.
Но бедная мать не обратила на слова доктора никакого внимания. Встав на колени у дивана, она взяла руку Юры, зажав её двумя ладонями.
– Я вижу! – после длительной паузы сказал мальчик.
Присутствующие звучно выдохнули, а горничная стала неистово креститься: