Пыль и пепел. Или рассказ из мира Между
Шрифт:
Мужской оставался свободным. И совершенно пустым.
Я воспользовался писсуаром, рассматривая рекламы презервативов, затем помыл руки, глядя на собственную рожу в зеркале. И никак не мог понять: а что я здесь делаю.
Терпеть не могу сушилок для рук. Стоишь без конца под воющей машинкой, выключающейся каждые две-три секунды, а в результате у тебя все равно холодные, влажные руки, словно у продавца рыбы.
Снова я поглядел в большое зеркало над рядом стальных, отполированных умывальников и застыл, подавившись
Чтобы помещение выглядело словно скотобойня, особо много крови и не требуется. Сама кровь настолько яркая и выразительная, что достаточно будет одного хорошенько разлитого стакана, чтобы впечатление было ужасным.
Я резко обернулся, но увидел лишь песочного цвета, недавно помытые плитки. А вот в зеркале сортир выглядел так, словно бы тут случился какой-то ацтекский праздник. Брызги на стенах, размазанные и растоптанные лужи на полу, отпечаток ладони на двери первой кабинки, покрытой пленкой, под полированную сталь. Четко отпечатавшаяся ладонь и полосы, оставленные пальцами.
Дверь приоткрылась, открывая нечеткий, видимый только краем глаза силуэт парня.
Он сидел, свернувшись в клубок, мял пропитанную кровью рубашку и монотонно колыхался
– Зачем… - Его голос был словно шипение змеи, словно электрический разряд, словно гудение трансформатора. – Зачем меня убил? Что мне теперь делать? Убил меня, курва! Зачем!
– Не размышляй над этим, - сказал я ему. Тот поднял ко мне бледно-синее размазанное лицо, покрытое кровью, и страшные, мутные глаза, словно бульон, заправленный каплей молока. – Вот попросту взбесился. Без особой причины. Не думая, что если всунет тебе нож в живот, то убьет тебя. Лучше уж, ии, куда следует. Оставь этот сортир.
Входная дверь неожиданно распахнулась, впуская музыку и гвалт.
Я резко повернулся.
– С кем это ты разговариваешь?
Моя девица. Забыл, как там ее звали. Худощавая, с торчащими пробочками грудей, едва-едва выделяющимися под лохматым свитерком, заканчивающимся над животом, настолько плоским, что на нем можно было бы выставить рюмки. Короткие, словно шерсть, черные волосы и пустой взгляд серых глаз.
Она вжалась в меня всем телом, я же вежливо обнял ее и не менее вежливо поцеловал губы. Согласные, влажные, уже приоткрытые и вооруженные подвижным, будто разозленная змея, языком.
Ее ладонь неожиданно сунулась между нами и начала мять мне брюки.
– Пошли… - простонала она. – Пошли, закроемся в кабинке.
В кабинке никаких следов крои не было, вся она была дочиста выдраенная и блестела сталью, что твой карцер, только двери были распахнутыми.
Распахнутыми, а когда я входил сюда, все наверняка были закрыты.
Я охватил ладонями ее голову и слегка отвел назад. Девица раскрыла губы и облизала их кончиком языка.
Впервые я увидел ее в ярком, полном свете.
И чуть не заорал.
Резко отскочил, чувствуя, как бледнею, как вдруг электрические мурашки взрезают мне лицо, бедра и спину.
Это выглядело так, словно бы ее кожа неожиданно сделалась прозрачной, будто мгла или муслин, какой-то нездорово светящейся, словно бы присыпанной мукой. А уже снизу тяжело, желтой окраской костей просвечивал гадкий, сгнивший череп, глядя черными дырами.
Маска смерти.
– Что случилось? – шепотом, явно перепуганная, спросила она. – Я тебе не нравлюсь?
Лицо у меня было словно онемевшее. Я присел на стальную поверхность, на которой располагались умывалки. Собственно говоря, она уже и не жила. Стояла над могилой. Все было вопросом времени. Очень короткого времени. Боже, а сколько же ей было лет? Двадцать?
Трясущимися руками я свернул себе сигарету, рассыпая мелко порезанный табак. Не говоря ни слова, я спрятал кисет в карман пиджака. Зажигалка дрожала в моей ладони.
– Послушай, - произнес я, заставляя работать неожиданно заржавевшее горло. – Послушай меня внимательно. Иди к врачу, понимаешь? Завтра же иди к врачу. С самого утра. К частнику.
Я вытащил несколько банкнот и втиснул ей в руку. Девица остолбенело глядела на меня.
– Ты знаешь… - прошептала она. – Ты это видишь… Откуда?...
А потом съежилась, опустилась на кафельный пол и начала плакать. Громко и отчаянно, так, что у меня разрывалось сердце.
– Мне казалось, что ты такой же, как он, - всхлипывала она. – Говорил, будто бы он режиссер, сволочь!... Я хотела тебя заразить! Всех вас хотела заразить! Всех, таких, как он… сволочи… прежде, чем умереть!... Иди уже! Я хотела тебя заразить! Оставь меня!
– Не делай этого, - произнес я.
И ушел. Оставил ее, лежащую на полу и рыдающую среди рассыпанных банкнот.
Я еще остановился возле бара, где заказал большую водку, а перед тем, как проглотить, тщательно прополоскал ею губы и горло.
Так, на всякий случай.
Я вышел из клуба и направился, куда глаза глядят, сунув руки в карманы. Телефон разнылся, прежде чем я прошел несколько метров.
"Четыре звонка без ответа. У тебя новое сообщение в голосовой почте".
Ничего удивительного, я там и своих мыслей не слышал.
Голос был молодым и казался мне знакомым, но нет: ни с кем конкретным я ассоциировать его не мог. Говорит шепотом. Шипящим конфиденциальным шепотом, как будто говорящий заслонял рот ладонью.
"Прошу встретиться со мной, - шипел голос. – Мне известно, что вы что-то знаете. Я должен с вами встретиться. Речь идет о смерти Михала. Я брат Альберт, я показал вам его келью. Позвоните мне завтра, пожалуйста, договоримся про встречу в городе. Вы сказали, чтобы я был поосторожнее с шипами. Прошу встретиться со мной. Это очень важно".