Пылающие алтари
Шрифт:
Слушай, Дион, подумай над тем, что я говорю. Тебя нам послали сами боги — наша светозарная Папануа и ваш Зевс-громовержец. Ведь он не хотел твоей гибели, покарай меня Волк! Сейчас мои гонцы снимают засады со всех плавней. Потом мы попросим у нашей матери Солнца прощения за наши неправедные деяния с вашими кораблями. Если ты уйдешь, я вновь буду ждать, пока боги пошлют мне удачу. Ты же можешь покинуть нас, ты свободен.
Слушай меня, эллин! У меня есть дочь, ей я передам племя. Наставники следят, чтобы тело ее было красивым и сильным, с пяти лет приучают ее к верховой езде, к обращению с оружием. Сейчас ей двенадцать. Но я хочу, чтобы и ты, Дион, был воспитателем Зарины.
— Я к услугам твоим, царица! — вырвалось у Диона. — Только позволь мне вернуться на тот берег. Под стеной крепости я закопал мой меч «Дар Арея». Без него мне не будет удачи.
— За мечом я тебя отпускаю. Пусть Навак сопроводит тебя.
Дион и Навак оставили лошадей с коноводом под прикрытием камыша. Привязав к головам пучки чакана, они переплыли Дон. Берег был пустынен в послеполуденный час. Пловцы осторожно выбрались из воды. Под босыми ногами зачавкала разбухшая глина.
Навак зорко всматривался в крепостные стены. На них не было заметно ни одной человеческой фигуры. У приметного кустика Дион встал на колени и разгреб рыхлую землю. Его пальцы нащупали ножны. Он стряхнул с них остатки земли и потянул за рукоять. Меч сверкнул, подобно молнии. «Дар Арея» вновь обрел хозяина.
Потом они навестили скромный могильный холмик под одинокой ивой, печально звеневшей узкими и жесткими, будто из металла, листьями. Дион склонился к мраморному бюсту молодой женщины и долго шептал что-то по-эллински. Если бы Навак знал греческий язык, то сумел бы разобрать следующее:
— Прости меня, Эвия, за то, что не смог я уберечь от злого рока сына нашего Аполлония. Больше никто не принесет тебе по весне цветов и любимого тобою рыбьего супа. Я покидаю родные места, очевидно, навсегда. Спи, родная! Если добрая Тюхэ [34] пошлет мне счастье на чужбине, я найду Аполлония и освобожу его, чего бы это ни стоило. Только одна эта надежда и будет согревать меня в разлуке с тобой.
Их заметили с угловой башни, когда они уже входили в воду. Раздались крики. Вокруг эллина и сирака стали падать стрелы, звонко шлепая по воде. Но смельчаки переплыли реку невредимыми.
34
Тюхэ — богиня счастья и благоденствия у древних греков, соответствует Фортуне у римлян.
Сираки свернули лагерь. Перед тем как тронуться в путь, они подходили к лошадям, ласково говорили им, что возвращаются домой, что просят не обижаться на тяготы походной жизни. И если лошадь отвечала ржанием, дети Волка радовались, принимая это знак согласие и прощение.
Навак подвел к Диону резвого светлого конька:
— Прими подарок от царицы нашей Томирии, достославный…
Умное животное настороженно стригло ушами воздух, приглядываясь к эллину, но, почувствовав уверенные, умелые руки, сразу признало над собой власть нового хозяина.
Последнюю протоку пересекали уже в сумерках. В подступающей темноте Дион увидел вдруг перед собой надвигающийся борт черной лодки. Это была его ладья смерти. Мрачным призраком прошлого проплыла она у него перед глазами и исчезла во мгле. Леденящее дыхание Танатоса,
Толчок в плечо вывел Диона из оцепенения. Рядом ехал Навак. Передние всадники уже выезжали на берег. Лошади шумно отряхивались от воды.
Отряд углублялся в ночную степь.
Белые птицы удачи
Уже второй день дружина Томирии двигалась по степи. Боевые кони шли неторопливо, сираки испытывали к ним нежность, как к добрым друзьям, и без нужды не погоняли. К седлу каждого воина были привязаны поводья еще двух-трех лошадей, одна из которых вьючная. В тюках, притороченных к седлу, находится все походное снаряжение сирака: полог для палатки, котел, оружие, запас мяса, вяленая рыба. Туда же он прячет добычу.
И только у Диона один конь. На резвом ксанте [35] деревянное седло, высокое и удобное, с ременными петлями, свисающими по бокам лошади. В эти петли сираки вдевают ноги до время езды, получая надежную опору для ног, и потому они могут крепко держаться в седле, особенно при рубке.
35
Ксант — лошадь светлой масти.
Внимание Диона привлекает бронзовый начельник между ушами коня с прикрепленным к нему султаном из перьев. На основании начельника, тонкими ремешками крепко привязанного к конской сбруе, покачивается статуэтка женщины. В крошечную чашу, которую обнаженными руками протягивает всаднику бронзовая спутница, вставлен кусочек стекла, переливающийся в солнечных лучах, как настоящий напиток. На голове женщины высокая, украшенная узорами шапка, глаза из голубой бирюзы. И в монотонном ритме конского шага перед глазами Диона постоянно маячит изящная фигурка голубоглазой степнячки, предлагающей утолить жажду и — кто поймет, что еще обещающей своему витязю.
Отряд двигался без опаски. Кругом родные земли, остерегаться некого. Иногда на пути попадались курганы с помостами на вершинах, сооруженными из жердей. С них дозорные стражи зорко просматривали степь. Они издали узнавали военный знак царицы — высоко вскинутую на длинном древке волчью голову с конским хвостом — и звонкими ударами по щитам приветствовали дружину.
При движении отряда солнце все время оставалось по правую руку, а в полдень, как определил Дион, слегка отклонялось к югу. На обед и ночлег лагерь разбивали в изредка попадавшихся низинах, поросших разнообразным мелколесьем. Здесь была вода для коней. Она заманчиво блестела на дне колодцев. Иногда рядом с колодцем попадались грубые, приземистые строения, сложенные из дикого камня или плетенные из хвороста. Вокруг строений шел высокий частокол из жердей с заостренными верхушками.
Кое-где за частоколом золотился клин возделанного поля, засеянного благодатным просом… «Так вот из чего были те лепешки, которыми угощал меня на привалах Навак!» — мысленно воскликнул Дион. Посевы у сарматов явились для эллина полной неожиданностью.
Оказывается, сираки — вольные кочевники — не гнушаются ковырять землю острым, окованным в железо суком.
Навак неотлучно находился возле Диона. Юноша-варвар, простодушный и доверчивый, как ребенок, искренне привязался к суровому, пожилому эллину и добровольно выполнял при нем обязанности не то слуги, не то телохранителя. Он снабжал Диона пищей, следил за конями. Ночью, положив под головы седла, они спали вместе на одном пологе, расстеленном прямо на земляном полу хижины.