Пылающие страстью

Она одиноко стояла в своем маленьком кабинете и смотрела в окно невидящим взглядом, всем своим видом излучая безразличие и холодность, и радовалась, что глаза отлично скрывают ее внутреннее состояние. Говорят, глаза — это зеркало души, только вот не у нее, голубой блеск излучал холод и отрешенность, и лишь иногда и только не многим удавалось заметить в них глубокую теплую искру.

Неожиданно послышался шорох за дверью, и в этот же миг в маленьком помещении оказался еще один человек, который не давал ей покоя уже второй месяц.

— Крепкая

у тебя оборона стоит, — раздался немного хрипловатый голос, от которого по ее телу прошли мурашки, и она не может сказать точно, что именно вызвало их. Возбуждение, вызванное одним голосом мужчины, или раздражение от того, что он снова нарушил ее покой, ворвался в недра души, и руководит ей, сам не ведая этого.

— Извини, обычно в нашем офисе бабникам не рады, — холодно ответила она, не оборачиваясь.

— В нашем офисе, — передразнил мужчина и подошел ближе, оценивающим взглядом рассматривая девушку. Словно сканером, его глаза прошлись от ног до головы и обратно, особое внимание уделив округлой попке, обтянутой серой юбкой карандаш, — Да видел я твоего начальника…

— Плевать, — неожиданно перебила она, не желая слушать очередной бред Валеры, и резко развернувшись, оказалась в капкане, всего в нескольких сантиметрах от притягательного тела. От такой близости дыхание сбилось, а по спине скатилась капелька пота, руки сжались в маленькие кулачки, а грудь начала вздыматься, притягивая внимание зеленых глаз.

Девушка почувствовала касание на шее и тяжело сглотнула, пытаясь как можно лучше скрыть свое состояние.

— Интересно, — томно протянул он, приближаясь к ее ушку. — Там ты такая же нежная? — рука сместилась на ключицу и слегка поддела блузку, открывая вид на холмики шикарной груди. — Не слушаешь меня, скрываешь такую красоту. — И только он хотел отодвинуть ткань еще больше, как тут же последовал отрезвляющий удар, и яркая улыбка появилась на его губах.

— Убирайся, чертов извращенец, — прикрикнула Света, судорожно застегивая пуговицы и кривясь от его нахальной улыбки. — Мишин, ты можешь еще о чем-то думать, кроме секса?

— Конечно, могу, — резко произнес он и добавил томным голосом: — Например, мне интересно, каковы на вкус твои нижние губки…

После произнесенных слов, не думая, рванул к двери, и задержись он на долю секунды, схлопотал бы по голове тяжелой статуэткой, которая вслед ему полетела в дверь.

— Идиот, — простонала девушка, упираясь руками в стол и наклоняя голову, пряча лицо за занавесом из волос.

Как же ей тяжело, когда этот нахал появляется рядом и нарушает все ее правила и устои. Только один его вид кричит об опасности, а вот обещание, данное самой себе, готово тут же капитулировать и дать волю ее телу и чувствам, но она держалась. Из последних сил! А этот герой-любовник, купающийся в женском внимании, делал все, чтобы холодный айсберг по имени Света растаял и растекся лужицей у его ног.

Она не должна, просто не может позволить себе расслабиться, ведь потеряет очень многое, очень важное, то, чего себе не простит никогда. А муж только поможет ей утонуть в собственной вине и слабости, навсегда лишив огромной ценности в ее маленькой жизни.

Света

ненавидела свою жизнь, ненавидела работу, и еще больше терпеть не могла мужа, который, ко всему прочему, что она имела, установил камеры во всех офисах, и теперь ей придется объяснять, что произошло в ее кабинете, и кто этот мужчина. А унижаться ей хотелось меньше всего.

Валера же выскочил на улицу, довольный, но в какой-то мере глубоко в душе немного раздраженный от того, что эта холодная колючка до сих пор не в его постели, а он собирался исправить это недоразумение. И если придется раскрыть все карты ради одной зазнавшейся снобы, он сделает это, ведь привык получать все только самое лучшее.

В тишине ее маленькой квартиры раздался вибрирующий звук, давая понять, что кто-то пытается дозвониться. Кто-то! Еще бы этот человек не пытался дозвониться, ведь именно из-за него она оказалась сейчас здесь, в холодном Харькове, снова вернувшись в город своего прошлого.

Подойдя к столу, девушка глянула на экран, и ее лицо перекосила надменная улыбка. Действительно, ведь она не ошиблась в своих предположениях, звонил муженек, собственной персоной. Света хмыкнула и провела тоненьким пальчиком по сенсорному экрану, тем самым отвечая на звонок:

— Я надеялась тебя уже никогда не услышать.

— Не язви. Когда думаешь возвращаться, — без капли нежности поинтересовался «любимый» муж.

— Вообще не думаю, — тем же тоном ответила она и прошла в кухню, выключая плиту и отставляя кастрюлю.

— Хорошая девочка, правильная…

— Ты решил мне дать развод?

— И вроде не глупая, да, Светлана?

— Георг, зачем ты мне звонишь?

— Хотел обрадовать свою ненаглядную, что скоро приеду к ней. — После этих слов она застыла, почувствовав себя так, будто на нее вылили ведро холодной, нет, просто ледяной воды.

Девушка так боялась этого, не хотела снова его видеть, не после того, как застала мужа в постели с его же секретаршей. Господи, до чего же банально, хоть бы кого поярче нее нашел, так нет же, мышь мышью. Как же больно, как противно от всего того, что снова и снова происходит в ее никчемной жизни.

— Любовь моя, ты слушаешь?

— Что еще ты хотел мне сказать?

— Завтра с утра к тебе заедет мой человек и отвезет в наш новый дом.

Еще одна произнесенная фраза вызывает в ней холод и все большее отчаяние, но она скрывает это, молчит, стараясь не выдать голосом свое презрение.

— Зачем нам новый дом?

— Ты, видимо, меня плохо слушаешь. Я открываю в Харькове филиал, и уже на следующей неделе приезжаю к тебе, — девушка поежилась от этих слов, пропуская новую волну боли сквозь свою душу.

— Георг, хоть это ничего и не изменит, но ты даже не соизволил объясниться.

— Любовь моя, — она поморщилась от этого обращения, но промолчала, дабы не нагнетать обстановку. — Забудь, ты же знаешь, что это все несерьезно, для отвлечения…

— Господи, что ты делаешь со мной? — прошептала она, тяжело сглотнув и зажмурив глаза. Было невыносимо слушать такой бред, но приходилось, выбора просто напросто не было.