Пылающий остров
Шрифт:
К несчастью, у Масео было мало военных припасов. Поэтому генерал строго наказывал солдатам как можно бережнее расходовать их.
Мариус, между тем, основательно обошел всю усадьбу, все осмотрел там и подошел к Масео. Долго он что-то говорил генералу, который слушал его внимательно, но с нескрываемым удивлением.
Когда Мариус кончил, генерал подумал несколько минут и сказал провансальцу:
– Извольте. Я даю вам полномочия. Но знайте, что если вам не удастся – мы погибли.
– Черт побери мою душу, генерал, если будет неудача!
– Хорошо… Я на вас полагаюсь.
– И хорошо делаете.
Наступление испанцев было уже несомненно.
Испанцам незачем было щадить заряды: у них имелось их много.
Масео вдруг сообразил, что неприятельские силы должны быть огромны и совершенно несоразмерны с его силами.
Он слегка побледнел, чувствуя, что ни он, ни его маленькое войско еще ни разу не подвергались такой ужасной опасности.
Нахмурив брови, он прошептал:
– Надобно удержаться здесь во что бы то ни стало… до прибытия подмоги… А если она не придет, то умереть, сражаясь за независимость Кубы.
ГЛАВА XII
Жители Кубы почти все искусные пчеловоды. Пчеловодство составляет там один из самых главных промыслов. В каждой усадьбе, на каждой плантации имеется более или менее обширная пасека, которую содержат старательно и умело.
На больших Антиллах существует много разновидностей пчел, но самая интересная – так называемая прозябающая пчела, у которой на брюшке растет паразитный грибок из породы clavaria, живущий за ее счет. Пчела летает, работает, делает мед, не расставаясь со своим паразитом и, по-видимому, не испытывая от него никакого неудобства. Другие пчелы, как дикие, так и домашние, похожи на европейских, только крупнее их и гораздо злее. Их жало острее и ядовитее.
Ульи на Кубе усовершенствованы французскими колонистами и вполне приспособлены для защиты пчел от тропических ливней.
В гациенде, занятой отрядом Масео, тоже была большая пасека, и Мариус установил это с большим для себя удовольствием. Как только стало известно, что испанцы переходят в наступление, провансалец оставил свою пушку и, собрав около себя сорок человек, занялся таким делом, которое, по-видимому, не имело ничего общего с военными действиями.
Было очень жарко, и пчелы, вернувшись с полета, отдыхали в ульях. Мариус со своими помощниками на скорую руку заткнул отверстия ульев соломой, травой и глиной. Ульев было около трехсот, но работу закончили быстро.
Затем Мариус и его солдаты принялись перетаскивать улья из пасеки по другую сторону маленькой траншеи. Фрикетта, Долорес и все, кто следил за этими странными поступками Мариуса, бесконечно удивлялись.
– Послушайте, Мариус, что это вы такое делаете? – спросила наконец Фрикетта.
– Мадемуазель, если я вам скажу теперь, то лишу вас приятного сюрприза, – отвечал матрос. – Подождите.
Испанские войска быстро приближались. Их ядра и пули сыпались в инсургентский лагерь. Мариус и его помощники продолжали перетаскивать улья и расставлять их в ряд за траншеей.
В это время к дому подъехали два всадника. Один из них соскочил на землю возле комнаты, занимаемой молодыми девушками, и подал каждой по винтовке и по пачке патронов.
При этом он сделал под козырек и сказал:
– От полковника Валиенте.
Затем он снова вскочил на коня и уехал обратно со своим товарищем.
– Нам дают оружие, – сказала Фрикетта. – Ну что ж! Будем в таком случае защищаться и мы.
Тем временем Мариус и его помощники успели закончить свою работу, хотя и обливались потом. На каждый улей они надели по фуражке и по куртке. Фрикетта и Долорес продолжали удивляться.
А испанские войска подходили. Инсургенты открыли огонь. Динамитные пушки делали свое дело, неся смерть в ряды нападающих. Тогда испанцы решили во что бы то ни стало овладеть позицией инсургентов.
Полковник Агвилар-и-Вега предложил генералу Люку, командовавшему испанским корпусом, свой полк конных волонтеров для атаки на инсургентов. При этом он клялся, что овладеет обеими пушками и привезет их в лагерь. Генерал согласился.
Полковник построил свой полк, выехал вперед и с обнаженной саблей помчался на неприятеля, крикнув своим:
– За мной! Вперед! Да здравствует Испания!
Волонтеры помчались вихрем. Это была превосходная кавалерия, как всадники, так и кони.
Инсургенты не стали даже и ждать их, обратились в бегство.
– Atras!.. Atras! (Назад! Назад! ) – кричали они.
Мариус убегал первый.
Фрикетта и Долорес с негодованием глядели на этих, как они думали, подлых трусов… Но вдруг обстоятельства переменились. Инсургенты разом остановились, обернулись – и покатились со смеху.
Испанцы врубились в середину ульев и, принимая их за людей, сгоряча рубили их саблями. Прежде чем они увидели свою ошибку, ульи были уже разрублены и из них вылетели тучи раздраженных пчел. Ядовитые насекомые, вне себя от ярости, напали на лошадей и людей и моментально облепили их, вонзая в них свои острые жала. Произошло невообразимое смятение. Лошади бесились, брыкались, всадники, ослепленные, с распухшими лицами, валились с седел и попадали под ноги лошадей… Вскоре от всей этой великолепной кавалерии не осталось ничего: она была рассеяна, уничтожена. Между тем Мариус и его товарищи, бегство которых было ничем иным, как притворством, давно уже построились опять и ожидали приказаний.
Весело смеясь, провансалец подошел к Фрикетте.
– Ну, что, мадемуазель? – спросил он. – Как вы находите мою выходку?
– Я нахожу ее злой и непростительной.
– Испанцы, мадемуазель, вполне стоят этого. Вспомните, ведь наши головы оценены.
– Я с вами вполне согласна, что они стоят этого, – энергично поддержала матроса Долорес.
Между тем инсургенты прибывали со всех сторон и выстраивались на поле сражения, которое было теперь свободно после бегства испанской кавалерии. Пользуясь ее поражением и паникой, Масео выдвинул вперед свою собственную кавалерию и решил атаковать испанцев. Те никак не предполагали, что их кавалерия уничтожена. Видя приближающуюся инсургентскую кавалерию, они приняли ее за своих волонтеров и подумали, что первая их атака отбита и что они возвратились, чтобы построиться вновь. Поэтому испанцы подпустили к себе инсургентов довольно близко. Недоразумение продолжалось недолго, но было для них роковым. С криком ринулись на них инсургенты. Пехота не выдержала натиска, дрогнула и стала быстро отступать, почти не защищаясь. Инсургенты рубили и топтали испанцев, отступление которых скоро перешло в дикое бегство: солдаты бросали оружие, ранцы и разбегались в разные стороны.