Пыльца

Нун Джефф

– Даже я не могу войти туда без всего, – говорит Блаш. – Мне тоже нужно перо, и Койот сделал мне приятное – подарил копию на день рождения.

– У Койота был Черный Меркурий?

– Был, конечно. Как, ты думаешь, он мог так свободно ездить по дорогам? Ты знаешь, что собой представляет карта Улья?

– Я драйвер.

– Ну да. Но все-таки? Это не обычная карта. Она как бы живая. В некотором смысле даже более живая, чем настоящие дороги. Ну ладно, значит, как-то раз я въезжаю в Черный Меркурий, так? А это дурной сон, точно. Кот Игрун в своем журнале так и называл его говенным пером, но я просто, ну, ошизела от любопытства. Так что я его приняла. И оказалась в роли Майка Меркурия, драйвера суперкэба.

Он самый крутой иксер в мире Черного Меркурия – это ты, наверное, и без меня знаешь. И вот я пытаюсь сделать ездку до демо-Боттлтауна, и чтобы меня не поймали экспресс-демоны. Карта Улья крутится у меня в голове. Защита выставлена на полную. Что тут может случиться? Если Майк Меркурий стартует рядом с тобой, то ты и ахнуть не успеешь – а он уже за горизонтом. Мне всего-то надо было довезти пассажира до дома 666 в квартале Ананасной Луны. Все было чики-поки, и вдруг Майк начал чихать. С ума сойти, да, представляешь? Он так чихал, что у меня руль вылетал из рук. Я открыла таксишную карту и вызвала демо-Колумба. Но в центре карты появилась такая расширяющаяся дырка. Понимаешь, разные миры отделяет друг от друга стена. Иногда она становится тонкой, как пленка, сейчас такое происходит все чаще. Ну вот, и через дырку в Черный Меркурий летела вся эта желтая муть. Какая-то крупа. Не знаю. Она полностью забила мне нос. Но через дырку в карте я успела рассмотреть мир с другой стороны. Пьяный Можжевельник. Шизанутая хрень. Почитай у Кота Игруна. Это райское перо. У богатых есть шанс попасть туда после смерти. Дальние Пределы, детка. Потом я выехала обратно в Реал, а эта желтая дрянь так и засела у меня в носу. Я чихала, как сумасшедшая. Крепкая штука. Вот поэтому я считаю, что аллергия появилась из Пьяного Можжевельника через таксишную карту.

Тут Блаш чихает, как бы подтверждая свои слова, вместе с ней чихает Карлетта.

«Карлетта… Она могла быть моей дочкой».

Бода думает об этом, а потом начинает злиться, что дочь Койота страдает от аллергии. Бода не может забыть про эту глупость. Бессмысленная, жалкая. Он! понимает все свои чувства, но ничего не может с ними поделать.

– Я предполагаю, что Колумб специально пропускает сюда аллергию, – говорит Блаш. – Он открывает дыры между мирами.

Бода встает.

– Уходишь? – спрашивает Блаш. – Не понравился мой рассказ? Я думала, он тебе поможет. Койот велел мне помогать тебе. Или тебе не нравится быть рядом с виртовкой? Ты боишься?

Нет, не в этом дело. Не только в этом. Бода обнаружила следы прокравшейся в нее Тени. Сильной и опытной Тени. Похоже на…

«Твою мать!»

Пробуждаются воспоминания. Дотаксишная жизнь…

Дым ее забытой матери.

«Кто моя мать?» Карлетта смотрит на Боду пристальным взглядом, какой бывает только у собак. Неизменно влажные глаза.

Блаш не перестает тараторить:

– Ты позвонишь старикану Гамбо, Бода? Объяснишь ему, что невиновна. Может, он скажет тебе, как добраться до Колумба…

Бода извиняется, проталкиваясь между бело-голубыми болельщиками, отчаянно пытаясь избавиться от вопросов Блаш и ощущения материнской Тени.

– Бода, ты пропустишь окончание игры. Койот хотел, чтобы ты пришла. Он любил тебя, – преследует ее голос Блаш…

Но Боды уже нет. Время – 8:56 вечера. Она пробирается через сопли и перья. К турникетам выхода на Мэйнроуд.

Я вызвала Зеро по рации. Сказала ему, что моя дочь сейчас уходит и что «на голове у нее длинный светлый парик. Жилет-болеро. Клетчатая юбка. Не пропустишь». Потом пробралась через толпу к тому же выходу.

По следу, как всегда…

По пути к выходу Бода снимает светлый парик, меняет его на черный. Тоже украден у Кантри Джо. Но она все еще чувствует в своей Тени присутствие матери. На выходе она проходит мимо крупного человекопса.

Он смотрит ей прямо в лицо. По его Тени Бода понимает, что он почти узнал ее. Его дым пахнет плохо, похоже на копа. Но странное дело… он пропускает ее.

Когда я выбралась наружу, то обнаружила там 3epо, обескураженного и встревоженного. Как потерявшийся пес.

– Где она? – спросила я. – Никто со светлыми волосами не выходил, – ответил он.

– Ты упустил ее?

Тогда Зеро заплакал и начал чихать, а я не могла утешить его. По-моему, этот пес слишком опустился. Что с ним такое? По переулкам, ведущим от стадиона, убегала темноволосая девушка. И она пропала в лабиринте улиц Мосс-сайд.

Может быть, у нее был не один парик.

Я потащила Зеро к «Пылающей комете».

Бода убегает от матери-тени. Сначала по Мэйн-роуд, потом по маленькому переулку. Это плохой район, песопарни за мусорными баками царапают землю когтями и лают на нее. Она не знает, куда идет. Медленно спускается тьма. Мир превращается в лабиринт закрытых магазинов и брошенных домов. Второй парик, черный, спадает с головы. Она слышит, как где-то сзади перед слишком узким проездом остановилась машина.

«Блядь, сколько же мне еще идти?»

Бода выходит на другую улицу, которая вроде бы называется Броудфилд Роуд. Без карты она совсем потерялась. Видит у растаманского фургончика нескольких сутулых песопарней смешанной крови. В колонках машины стучит догкор. Бода чувствует, как ее Тень съеживается от их присутствия. Хотя за последние дни волосы немного отросли, на ее голове видна карта. Они знают, что Бода подозревается в собакоубийстве. Белая девушка. Так сказал Гамбо по радио. Они окружают ее полукольцом.

Потом – звук машины, быстро проезжающей по Броудфилд. Машина с визгом тормозит, изнутри раздается голос, усиленный динамиками:

– Так. Полиция. Оставьте ее в покое.

Запомнившиеся ей голос и Тень матери.

Песопарни сматываются. Бода тоже убегает по кривым улочкам. Убегает от своей матери.

Клермонт-роуд. Внезапно она понимает, где находится. Впереди нее – запущенный райский сад, Александра-парк. Здесь все началось. С другой стороны Принцесс-роуд к воротам парка подъезжает полицейская машина. Бода оглядывается: по зелени и цветам за ней бегут двое копов. Ее мать и еще кто-то. Тень и пес. Бода падает. Клубок корней. Ее нога запуталась там. Мокрый запах травы, земля бьет ее по лицу. Мать-земля.

Это конец.

Мы с Зеро подошли к упавшей. Зеро сильно чихал из-за немыслимого изобилия цветов в парке. Он достал пистолет, я была без оружия. Вот моя дочь.

Я подошла. Ближе. Протянула руку. Коснулась ее.

Белинда вскрикнула и дернулась. Она укусила меня. Наши Тени столкнулись и переплелись. Но я сильнее нее, я лучше знаю Дым. Я заставляю ее волю подчиниться моей, пока она царапает мне ногтями щеки. Господи, как будто ей снова семь лет и мне приходится наказывать ее за какие-то шалости! Мы обе уже на земле, давим цветы. Дождем Летят лепестки. Белинда кричит и ругается на меня Тенью, а потом что-то холодное и твердое…

Отключка.

Удар по затылку.

Я пришла в себя. Лежу на траве, Голову заполнила боль. Через щелки между веками я вижу, что Зеро и моя дочь стоят напротив друг друга. Пистолет Зеро направлен ей прямо в грудь. В Тени Белинды пульсируют злоба и страх. Поверх нее – Тень Зеро, ощетинившаяся прыгающими блохами и грубыми костями. Из Зеро ушло все человеческое. Зеро окончательно превратился в пса.

Я выдавила из себя несколько слов:

– Клегг, что ты делаешь?

Он не ответил. Пистолет не шелохнулся. Солнце пробивалось сквозь древесный полог, ярко-красными волнами высвечивая парковые цветы. Лицо Зеро было спрятано под маской от пыльцы, но я видела его уверенность. Еще раз я спросила его, что он делает.