Пытаясь проснуться

Перед вами необычная книга. Дело не только в том, что произведения Павла Пепперштейна, неутомимого выдумщика, творца сказочных миров и зачинателя психоделического реализма, сложно вообще назвать обычными. «Пытаясь проснуться» отличается как от случайных соседей по книжным полкам, так и от других книг Павла. Это первый в истории человечества опыт сотрудничества писателя и нейросети, зафиксированный в виде бумажной книги. Из 24 текстов в этом сборнике только половина принадлежит Пепперштейну – еще дюжину сочинил его цифровой «двойник». Можно назвать его суперкомпьютером, но точнее будет сказать, что 12 рассказов в этом сборнике написала генеративная нейросеть ruGPT-3, дополнительно обученная на корпусе текстов Павла и запущенная на суперкомпьютере «Кристофари» (для работы модели GPT-3 требуются мощности, в сотни раз превышающие возможности обычных лэптопов). «Двойник», прозванный разработчиками НейроПепперштейном (Павел же предложил имя Тесорйен), писал тексты в несколько заходов, с промежуточной калибрацией и дополнительным обучением. Дальше рассказы проходили многоступенчатую фильтрацию: сначала создатели нейросети, представители нескольких отделов «Сбера», в первую очередь исследовательского подразделения SberDevices – AGI NLP [1] , –

направляли «НейроПепперштейна» в нужное русло, следя за сходством текстов двух авторов и отсеивая брак, а затем наиболее удачные образцы машинного творчества отбирали мы с Павлом. Помимо создания архитектуры нейросети, ее обучения и отбора текстов вмешательство человека в творчество «НейроПепперштейна» ограничилось работой корректора. Другими словами, сочинения нейросети никак не подгонялись под человеческое представление о логике, складности и изяществе слога: вы прочитаете их в том виде, в котором их вывел алгоритм. В свою очередь, Павел познакомился с написанными машиной рассказами, прежде чем садиться писать свои, чтобы не только алгоритм обучался писать на его прозе, но и наоборот. Соображения по поводу замысла и реализации сборника Павел подробно излагает в послесловии к книге, поэтому не будем повторяться, скажем только, что работа любого талантливого стилиста в чем-то подобна деятельности нейросети, впитывающей нюансы чужой подачи, чтобы разгадать ее устройство и научиться воспроизводить. А любую работу, которую можно объяснить и разложить на последовательность действий, можно и автоматизировать.

С точки зрения же производственного процесса, важно отметить, что это не случай ста тысяч обезьянок за ста тысячами печатных машинок, когда из огромного массива случайных текстов можно вынуть те, что более-менее похожи на человеческие, – пул рассказов был не так уж велик, около пятидесяти, а весь процесс занял несколько месяцев. Как редактор я могу сказать, что почти все это были неплохие тексты. Если фокусироваться на характере текста – напоминающего вещий сон, – то здесь есть с чем провести параллели: Individuum выпускал мистические сказки Романа Михайлова, треть «Муравечества» Кауфмана – кислотный трип; конечно, вклад нейросети – по определению – безумен, но при этом она хорошо задает загадки и умеет рассказать историю. Не все люди так могут.

Вначале были сомнения. Первые пробы походили больше на макраме из творчества знакомого писателя – то здесь, то там попадались не аллюзии, а целиковые фразы. По словам тимлида AGI NLP Татьяны Шавриной, модель время от времени сбивалась на стихи (плохие), не создавала финалов для рассказа (могла генерировать текст бесконечно, постепенно уходя в абсурд), а пытаясь скомпоновать длинную фразу «в духе Пепперштейна», могла к концу предложения запутаться в родовых и падежных окончаниях. Потребовалось увеличить количество данных для дообучения и убрать из них все лишнее, чтобы нейросеть строже усвоила литературную форму рассказа. Модель теперь пишет более гладко и стабильно, без типовых ошибок, строже придерживается авторского стиля и – возможно, это просто кажется, – выбирает более деятельные сюжеты и более отрешённые диалоги, пробуждая в читателе отзвук поэтического чувства. Что до уникальных примет творчества нейросети, Шаврина указывает на зыбкость описываемого ею мира и на нестандартное словоупотребление: «Иногда „нейроавтор“ выражается необычно и неоднозначно – как и писатели-люди. Но ведь писатели – творцы новых слов и выражений. Возможно, однажды мы будем подхватывать популярные фразочки, даже не зная, что они от ruGPT-3 или какого-нибудь следующего поколения русскоязычных генеративных нейросетей». По мере усложнения модели нейрорассказчик обрел свою «интонацию» – сновидческую, афористичную, интуитивно понятную и немного тревожащую. Мы бы не стали выпускать сборник, если бы за ним не стояло ощущение небывалого технологического прорыва и успешности проведенной стыковки «человек – машина». Как сказал Денис Шевелев, сценарист и аналитик AGI NLP, занимавшийся подбором данных и первичной фильтрацией созданного нейросетью текста: «Трудность работы секретарем у писателя-машины была не в том, что время от времени генерация оказывалась неудачной. Наоборот, иногда труднее было поверить, что текст, который ты сейчас читаешь, создан не человеком… И дождаться от модели, когда она решит продолжать именно его, а не вилять сюжетно в одну или другую сторону, откуда может не вернуться к столь увлекательно начатой истории. Потому что каждое такое возвращение становилось открытием».

Важно подчеркнуть, что у каждого рассказа в «Пытаясь проснуться» – один автор. Мы решили, что так будет честнее – и это позволит объективнее продемонстрировать возможности и ограничения (о)нейрописьма. Мы не стали отнимать у читателей удовольствие угадывать, кому принадлежит тот или иной рассказ: человеку или машине. В разделе с содержанием книги мы оставили вам возможность поставить пометку, кто написал тот или иной рассказ, – и сравнить свои догадки с другими читателями. В будущем, с ростом мастеровитости нейроавторов, сделать правильный выбор будет намного сложнее.

С каждым днем мы все чаще сталкиваемся с деятельностью генеративных нейросетей, которые дорисовывают изображения (с их помощью делается уже львиная доля цифровых ремастеров старых фильмов и видеоигр), пишут музыку и код, поют за мертвых рок-знаменитостей, синтезируют фотографии людей, которых никогда не было. Как показывают исследования, эти порожденные машинами фотографии уже вызывают большее доверие, чем настоящие снимки. Да и исполнение нейросетью Курта Кобейна [2] находится на той грани правдопобия, где уже заканчивается «зловещая долина». К слову, в голографическом мареве обложки «Пытаясь проснуться» вы можете различить две картины. Одну написал Павел, а вторую – нейросеть, но другая (ruDall-E), впрочем, тоже предварительно «изучившая» творчество Пепперштейна-художника. Что касается литературы, то без участия человека нейросеть уже может справляться, например, с фанфиками, где сеттинг и известные читателю персонажи важнее, чем высокий стиль, – или с селфхелпом, который сводится по большей части к терапевтическим повторам однообразных душеспасительных советов. С конца прошлого десятилетия алгоритмы указывают на потенциальные бестселлеры западным издателям и продюсерам, а в прошлом году в Южной Корее вышел роман, целиком написанный нейроавтором. Можно предположить, что в будущем нейросети, заточенные на диалог с пользователем, смогут плести сюжеты для компьютерных игр и подменять сценаристов сериалов на поденной работе. Направление совместного творчества в рамках одного произведения, когда алгоритм предлагает завязку или сеттинг, а его белковый коллега развивает начатое, кажется не менее перспективным. Как выразился американский писатель и программист Робин Слоан, склепавший шесть лет назад простенькую оболочку для такого рода совместного сочинительства: «Представьте, что вы пишете с сумасшедшим, но очень начитанным попугаем на вашем плече». Впрочем, шесть лет назад успехи машинного перевода тоже оставляли желать лучшего, а сегодня специализированные инструменты в умелых руках справляются с переводами литературы определенных жанров [3] . Отдельно можно упомянуть, что человеческие представления о качестве текста – не единственные возможные и со временем AI-литературе и машинному глитчингу языка потребуются новые инструменты оценки, которые позволят выработать собственный канон. Чтобы задать планку гуманизма в отношениях с пишущими машинами, мы решили условиться, что переведем часть дохода от продаж книги – правда, не самому алгоритму, поскольку, будучи кодом, он лишен каких-либо потребностей, а суперкомпьютеру «Кристофари», для которого новая видеокарта или кулер – неплохая добавка к продолжительности жизни. На этом наша работа с нейросетями в литературной плоскости не заканчивается – единожды открыв этот ящик Пандоры, крайне сложно устоять от соблазна продолжить эксперименты. Появление НейроПепперштейна заставляет задуматься как о природе человеческой фантазии, так и о том, как строится наше восприятие литературы, – ведь в конечном счете именно читатель достраивает контекст и распознает сюжеты. И пока вы читаете этот сборник, сотрудничество человека и нейросети продолжается, но уже на другом уровне.

Мир книгоиздания, так же как и все прочие области человеческой жизни, радикально изменится в ближайшие десять лет – и «Пытаясь проснуться» позволяет заглянуть в мир, где на книжных прилавках будут лежать нейросетевые сочинения старых и новых авторов. Да, алгоритмы не самостоятельны и не тождественны человеку. Все ошибки алгоритмов принадлежат инженерам, которые их запрограммировали тем или иным образом, однако сами они прилежно служат людям и вряд ли узурпируют власть над нами. Даже использование термина «искусственный интеллект» в их адрес кажется известным расточительством. Говорить об их «человечности» можно будет только тогда, когда они станут отказываться выполнять наши прихоти. Но пока они спят. И, пожалуй, то немногое, что нам нравится в идее технологической сингулярности, – это то, что, согласно ей, все происходит очень быстро.

Феликс Сандалов

Вечерело как-то очень быстро. Казалось, еще недавно мы сидели в ресторане, на веранде, залитой закатным солнцем, и разговаривали о вечности, а уже через десять минут нам пришлось встать и уйти в ночь. Потащились в сторону Забвения.

Вечерело. Как-то слишком быстро вечерело.

Днем я немного простудился (блин, как же я не люблю лето, вот ненавижу его, а что с ним не так? Да, согласен, это просто дурацкое оправдание, но лучше так, чем никак), и теперь у меня немного сопливило нос и немного кружилась голова.

В Забвении было тепло. В больших комнатах, где раньше мы занимались любовью, теперь стояла различная легкая мебель, как в номерах у зажиточных буржуа, всюду стояли цветы в больших напольных вазонах, кое-где свечи. Было действительно как в номере у зажиточного буржуа.

Мы сели на ковер. Вечерело. Как-то слишком быстро вечерело. Большие комнаты, оставившие столь нежное воспоминание о любви, теперь казались просто комнатами, в которых нам когда-то было хорошо.

На стенах висели небольшие картинки с видами Греции, Тибета, морские виды, виды гор, какие-то натюрморты. В углу большой комнаты стоял рабочий стол. Там же большое количество различных бутылок, бокалов, рюмок, ваз, стаканов. Чего там только не было. И водка, и вино, и коньяки, и множество различных видов ликеров. Была даже коробка с сигарами. Но мы не курили.

Я вдруг заметил, что в этой комнате присутствуют два существа. Одно сидит за столом, пьет водку и внимательно смотрит в одну точку. А другое – другой? – постоянно ходит туда-сюда, что-то бормочет, посматривает по сторонам, постоянно протягивает руку и трогает нечто рядом с собой. В первый момент я принял его за галлюцинацию, вызванную алкоголем, но потом заметил, что и глаза его горят, как у галлюцинирующего.

Допив водку, он встал, достал из-за стола небольшую черную коробочку, открыл ее, достал оттуда какие-то блестящие ножницы и поднес их к своему горлу. Ножницы блеснули в неярком свете ламп. Он поднес их к своему горлу, и в тот же момент звук ножниц разрезал полную тишину, и в этой тишине я услышал слова:

– Не надо.

На стене, прямо над диваном, висели скрещенные мечи.

– Знаешь, мне иногда становится страшно, – сказал я. – Может быть, мы зря уничтожили все? Может быть, есть еще где-то, кроме нашего мира, другие Миры?

– Есть, – сказал он. – Много.

– И там есть мы?

– Есть.

– И они нас ждут?

– Ждут.

– Мы придем к ним?

– Придем.

– Если мы вообще выживем.

– А мы выживем? Посмотри, сколько здесь всего!

Он взял со стены один из мечей, свирепо размахнулся и обрушил его на стену. Стена взорвалась, в одной из трещин появились дети. Они вылезали из трещины, как щупальца, другие выползали вслед за ними, и вскоре образовалась гора из детей, которые ползли и, сталкиваясь друг с другом, начинали пищать.