Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 8
Шрифт:
Лежащий у ее ног сэр Хью неожиданно сделался якорем, способным удержать ее у берегов той части человечества, которую она знала. Бернис упала на колени, цепляясь за него и рыдая. А подними она взгляд, то увидела бы Ранджита, склонившегося над ней. Тень слабости была на его лице, и выглядела эта слабость ужасней, чем мрачный взгляд, которым он встретил толпу. Потом тень растаяла, и вернулась прежняя, нежная улыбка, в которой, казалось, таилась любовь ко всему хрупкому человечеству.
Девушка почувствовала, как Ранджит отстранил ее. Индус соединил кончиками пальцев края раны Хью.
Из дворца к ним спешили слуги. Тетя Сесилия, позабыв про свою осанку, горбилась всякий раз, как раздавался ужасный треск выстрелов. Выли умирающие, пахло свежей кровью. Тетя Сесилия истерически кричала, зовя свою племянницу. Она закричала еще громче, когда увидела слуг, несущих во дворец сэра Хью.
Бернис последовала за ними во дворец, но Ранджит мягко увлек ее назад. Они оказались одни среди кустов.
— Ты любишь его, — мягко сказал индус.
— Я не знаю! — взвыла девушка. — Нет! Нет! Я люблю тебя… но…
— Он твой сородич. А я — нет, — медленно произнес Ранджит. — Наша любовь была безумием, порождением эгоистического желания. Я, для которого Истина была всем, предал собственную веру. Я ослепил тебя ложным блеском, который даже сейчас омрачает твой разум и не дает тебе принять какое-то определенное решение… Ты должна увидеть меня таким, каков я есть на самом деле, лишенным покрывала иллюзий. Я видел, как ты содрогнулась, когда я заговорил о своих годах, проведенных в Пути. Ты должна знать правду. Знаю, что ваш западный мир не понимает и не верит в науку, которую он называет философией йогов. Я не могу заставить тебя понять… не могу рассказать тебе в один миг то, для познания чего потребовалась бы тысяча лет… не могу растолковать, чем компенсируется отречение. Но жизнь, тянущаяся почти до бессмертия, — одна из таких компенсаций… Я не молод и не красив. Я стар — настолько стар, что ты б мне не поверила, если бы я тебе сказал. Но это дано лишь Ступившим-на-Путь для сокрытия реальности их внешности, чтобы они не оскорбляли других своим видом. Теперь же я на миг сниму этот покров. Смотри!
Его приказ прозвучал резко и неожиданно, почти как жестокий удар. И Бернис вскрикнула от страха и отвращения. Перед ней стоял не молодой человек, а старое, иссохшее, беззубое, лысое, сутулое существо, которое едва ли было человеком. Лицо Ранджита избороздили морщины, а кожа походила на дубленую шкуру. Когда Бернис съежилась и попятилась, дрожа от отвращения, то увидела, как морщины медленно тают и, исчезают. Фигура Ранджита распрямилась, раздалась в плечах. Перед ней, печально улыбаясь, стоял Ранджит, но девушка содрогнулась, когда, пусть нечетко, проследила в его мужественных чертах те морщины, которые увидела на древнем лице.
Бернис ничего не сказала. В этом не было необходимости. Мельком увиденные ею высоты, смутные и сверкающие, исчезли навсегда. Постанывая, она уткнулась лицом в ладони. А когда она подняла голову, Ранджит пропал, и лишь в ветвях деревьев прошуршал странный ветерок.
Тогда Бернис повернулась и пошла во дворец, где ждал ее
Куда ушел седой бог
(Перевод с англ. А. Курич)
Глава 1
Среди мрачных гор голосу вторило эхо. Возле самого устья ущелья, расколовшего гигантскую скалу, ходил кругами, рыча, словно волк в западне, раб Конн. Он был высоким, стройным, с огромной волосатой грудью и длинными мускулистыми руками. Черты лица Конна соответствовали его телосложению: твердый, упрямый подбородок, низкий лоб с копной взъерошенных рыжеватых волос. И в довершение варварской внешности холодные, голубые глаза. Драная, грязная повязка болталась на бедрах. Конн, привыкший вести жизнь дикого зверя, ничуть не боялся буйства стихий. В тот тяжелый век даже хозяевам тяжело жилось, так что говорить о рабах…
Неожиданно Конн присел, взяв меч на изготовку. Из глотки вырвался животный, предостерегающий крик. Из ущелья выскользнул высокий человек. Он кутался в плащ, под которым поблескивала кольчуга. Тень низко надвинутой широкополой шляпы незнакомца закрывала его лицо, так что разглядеть можно было только один глаз, сверкавший холодно и мрачно, словно серое море.
— А, это ты, Конн, раб сына Вульфгера Снорри? Куда бежишь, обагривший руки кровью своего хозяина? — спросил незнакомец низким властным голосом.
— Я не знаю тебя, — прорычал Конн. — Не знаю, откуда тебе известно мое имя. Если хочешь схватить меня, свистни собак, и покончим с этим. Но прежде чем я умру, они попробуют крепость стального клинка.
— Дурак! — В зычном голосе незнакомца прозвучало презрение. — Я не охотник за беглыми рабами. Дикие земли велики. Но разве ты ничего не чувствуешь в запахе морского ветра?
Конн повернулся к морю, плескавшемуся далеко у подножия скалы. Он вдохнул морской воздух могучей грудью. Ноздри его раздулись.
— Я чувствую запах соленой пены, — ответил Конн. Голос незнакомца походил на лязг мечей:
— В ветре — аромат крови, мускус страха и предсмертные крики.
Конн в замешательстве покачал головой:
— Обычный ветер…
— На твоей родине идет война, — угрюмо продолжал незнакомец. — Копья Юга поднялись против мечей Севера, и землю вместо солнца теперь освещают огни пожаров.
— Откуда ты это знаешь? — заволновавшись, спросил Конн. — Вот уже несколько недель ни один корабль не приходил в Торку. Кто ты и откуда знаешь о войне?
— Неужели ты не слышишь звук волынки, стук топоров? Неужели не чувствуешь запах войны, который несет ветер? — спросил незнакомец.
— Нет, — ответил Конн. — От Торки до Эрина много лье. Я слышу только завывания ветра в скалах и крики чаек на мысу. Если идет война, я должен быть вместе с воинами моего клана, хотя за мной охотится Мелаглин, ведь в ссоре я убил его человека.
Незнакомец, не обращая внимания на Конна, стоял как статуя и смотрел вдаль на бесплодные горы и туманные волны.