Рабин Гут
Шрифт:
Собственно говоря, и смотреть особо не на что было! Деревня как деревня. Одна улица, да и то – кривая. По окраинам бревенчатые покосившиеся домишки были разбросаны как попало. И лишь ближе к центру их расположение обретало нечто похожее на планировку.
От всех российских деревень, виденных друзьями раньше, эту отличало только полное отсутствие техники (хотя какая сейчас техника в селах?). Не хватало еще длинных перекошенных коровников да кирпичного дома председателя колхоза, у которого обычно светил единственный в любой деревне ночной фонарь.
Впрочем,
Хотя почему странно?! Их костюмы мало чем отличались от наряда чудного мужика, что не так давно обозвал друзей гоблинами. Разве что у некоторых поверх нелепой рубахи были натянуты кожаные бронежилеты.
– Ребята, а тутошние чуваки, похоже, делегацию для нашей встречи подготовили, – усмехнулся Рабинович. – Надеюсь, пиво у них есть.
– Что все это, по-твоему, означает, Сеня? – жалобно спросил Попов. – Где мы находимся?
– Где угодно, Андрюша, только не дома, – обреченно сдался кинолог. – Затерянный мир прямо какой-то.
– Затерянный не затерянный, но сейчас тут все потеряются, как только я с горы спущусь! – сердито рявкнул Жомов. – Еще ни одна скотина меня гоблином не называла!
– Скотина и не назовет, – успокоил друга Попов. – Она тебя скорее за своего примет.
Но Ваня его уже снова не слышал. Обуреваемый жаждой мести, он стремительным шагом направился навстречу кучке народа, высыпавшей за окраину деревни. Попову и Рабиновичу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Когда друзья подошли ближе, стало совершенно очевидно, что рост мужика, повстречавшегося им, не является здесь исключением. Самый высокий из разношерстной толпы был ниже Попова сантиметра на три. Остальные вообще могли у Жомова между ног пройти. Если пригнутся, конечно!
Оказалось, что почти вся группа встречающих тащила с собой обязательное для колхозников вооружение, которое они любят применять при битве «деревня на деревню»: колья, жердины, дубинки и еще бог весть что. У пары человек оказались даже длинные ножи странной формы и круглые блины, закрывающие пузо. Вглядевшись, Рабинович заметил в руках у одного из колхозников самый настоящий лук!
– Так, значит? Мы еще и холодное оружие носим в общественных местах! – возмутился Жомов, не сбавляя шага. – Статья не помню какая, но посадить посажу.
– Стой, тормоз! – заорал Рабинович. От неожиданности Жомов застыл как вкопанный. – Нужно разобраться. Прикрой меня в случае чего, – и сам выступил вперед.
После того как Жомов остановился, делегация встречающих тоже застыла на месте. Некоторое время доблестные, но порядком уставшие сотрудники милиции вглядывались в лица незнакомых им людей. Люди, в свою очередь, бессовестно пялились на них. Этакая гоголевская немая сцена получилась.
– Какие же это гоблины? – донесся до друзей возглас из толпы. – Говорил я тебе, что гоблины при дневном свете не ходят, Рианнон тебя разбери! Это скорее сарацины. О них мне Элберт рассказывал, когда из Каммлана вернулся. Там их несколько штук с королем Артуром ходило. Смотри, какая на них одежда чудная и богатая. Да и мечи необычные! – Говоривший махнул рукой в сторону «демократизаторов», висевших на поясах троих друзей.
– Так, блин! И эти срана.. страна… сарацинами обзываются! – снова возмутился Жомов. – Сейчас кто-то получит по хлебалу!
– Стой, – остановил его жестом Рабинович, чей длинный нос не хуже собачьего почувствовал сюрреальность происходящего. – Разобраться нужно.
– Смотри-ка, – вновь донеслось из толпы. – Эти чужеземцы и по-нашему говорить могут!
– Еще неизвестно, кто по-чьему говорит! – заорал окончательно взбесившийся Жомов, но Рабинович оборвал его.
– Скажите, люди добрые, куда мы попали? – пытаясь казаться вежливым, проговорил Рабинович.
На некоторое время жители деревни погрузились в шок. Они старательно осматривали друг друга, пытаясь понять, где среди них добрые люди. Так и не выяснив это, встречающие списали все на плохое владение иностранцами их родным языком. Сам вопрос их тоже поставил в тупик, но найти на него ответ, пока Жомов совсем не озверел от нетерпения, они все же умудрились.
– Это местечко Гэлглед. Собственность благородного рыцаря, сэра Бедивера! – с такой рожей, будто само имя «благородного рыцаря» было общенародным достоянием, проговорил один из толпы, вышедший несколько вперед. – А я Кэй Какамври. Здешний старейшина. Кто будете вы, благородные господа?
– Допрыгались, – прошептал растрескавшимися губами Попов, который начал наконец-то хоть что-то понимать. – Год сейчас какой?
– А мы почем знаем? – заорал из толпы тот самый мужичонка, что принял ментов за гоблинов. – Мы что, считаем их, что ли?
– Заткнись! – оборвал его Кэй Какамври. – Не знаю твоего имени, благородный сэр, но на твой вопрос отвечу. Год у нас идет пятьсот семнадцатый от Рождества Христова.
Попов обреченно рухнул прямо в дорожную пыль. Хорошо, что задница у него мягкая, а то заработал бы себе пару ненужных синяков. Рабинович с несчастным видом смотрел по сторонам, словно надеясь на то, что все это чей-то дурацкий розыгрыш. И лишь одного Жомова было трудно смутить.
– Хрен с ним, с годом! – заорал он. – Но если вы мне сию секунду пива не дадите, то вас никакой сэр Буревестник не спасет!
Глава 3
Я спокойно сидел в сторонке и смотрел на все это безобразие. Бедняга Попов устроился в пыли на пятой точке и беспрестанно открывал и закрывал рот. Как кабан на грядке с топинамбуром. Он даже перекреститься пару раз попробовал. Что, впрочем, не особо у него получалось. Видимо, как я и предполагал, третий класс церковно-приходской школы ему так осилить и не удалось.