Работа для Бога. Первый вздох
Шрифт:
– Лилин, он твой. - Своему равнодушию в голосе я поразился сам.
Черствею? А был ли я другим?
Огни горящего небоскрёба, паника, суета. По улице между зданиями идёт колонна бронетехники, а у стены стоят три сгорбленных и избитых фигуры. В нашей форме. Или просто военной. В этом хаосе не разобрать.
– Шрам, что делаем с ними?
– Спросил Сиам, узкоглазый, мелкий, но до жути опасный азиат. Подвижный, словно капля ртути. Даже я его боялся. Нет. Опасался. Теперь я ничего
– Обвинения?
– Усталым голосом спрашиваю я.
– Мародёрка, изнасилование, крысятничество.
– При каждом слове Сиама пленные вздрагивали, как от удара током.
– Наши?
– Различить сейчас бойцов без маячка «свой-чужой» было просто не реально. У всех форма в пыли, грязи и копоти. И как не поубивали друг друга - не знаю.
– Двое наших, из ополчения. Тот, что в центре - местный.
– Зачастил Сиам.
Шесть выстрелов из «Магнума». Люблю эту старую пушку и даже во взводе это стало притчей во языцах. Моя маленькая слабость. Не маленького калибра.
Сиам как истинный азиат хладнокровно смотрит на два обезглавленных трупа и будущий труп без ладоней и ступней. Я знаю свою пушку и на таком расстоянии не промахиваюсь. А крысе, что кусает своих - нет пощады.
– У тебя все, сержант?
– Цежу сквозь зубы я.
– Или есть сдавшиеся и готовые к сотруднечеству?
- Так точно, товарищ старшина.
– Отдаёт честь Сиам и поедает меня глазами. - Пленных нет. Не было... Не будет...
Да, он прав. Не будет! В этой войне пленных не берут. Только рабынь и с надеждой, что они не родят урода.
– Свободен.
– Рычу я, едва сдерживая рвоту от запаха горелого мяса и вспоротых пулемётными очередями потрохов.
Отгоняю нахлынувшее воспоминание. Начинаю понимать, почему Лилин не хочет вспоминать. В тот полис мы пришли не с дарами. Мы убивали. Убивали за еду и женщин. За девочек, что ещё могли рожать и брезговали старухами, которым исполнилось едва за тридцать. Слишком большой шанс мутаций. Кто же я?!
Монстр?! Или благо для группы?! Может стоит разрядить МТБЗ себе в рот? Поздно! Все равно воскресну. И буду ещё злее, чем есть сейчас. Нужно искупать грехи.
Нахлынуло и подступили слезы. Я не железный. Я тоже человек.
Достал нож. Тупой, медный нож, который скрафтил сам из пластинки, найденной в БТРе. В видении, на моем предплечье было шестнадцать параллельных шрамов. Моё старое имя. Шрам. Шестнадцать человек из своих, которых я приговорил к смерти и сам исполнил приговор. У меня в роте никто не насилует пленных, не крысятничает и не бросает своих. А кто это сделает, станет новым шрамом на моей руке.
– Рокот, ты что делаешь?
– Кинулась ко мне берегиня.
– Возвращаю то,
– Хмуро буркнул я.
– Уйди!
В этом мире шрамы не остаются, но эти останутся. Потому как я так хочу. Потому что я новый бог этого мира. Плохой, хороший, злой?! Не важно! Теперь этот мир будет гнуьтся под меня. Либо сам, либо под моей волей. Свое я возьму, чьё бы оно ни было. И точка.
Как я и предполагал раны быстро затянулись, но шрамы остались.
– Ну ты зверь.
– Рядом со мной присел Торн.
– Что делать дальше будем, босс?
– Как обычно, выживать. Что у вас получилось? Кроме этого дебила.
– Я кивнул на Илира, что все ещё корчился в муках, хоть его и излечила Лилин.
– Да устали мы. Но парня здорово просветили в плане местных реалий. С переводчиком кое-как вышло. Но он и сам додумался до хорошего заклинания. Зря ты его так. Он мелкий, да ранимый.
– Пришла пора взрослеть. Мелкие и ранимые в этом мире умирают. Быстро и жестоко.
– Отрезал я.
– Тебе виднее. Явно опытный в таком. Но народ тебя боится. Как бы не разбежался.
– И ты?
– Я приподнял бровь.
– И я.
– Хмыкнул Торн.
– Но я не дурак. Сам все понимаю. Все мы разные и сбить в одну команду нас может только жёсткий лидер. Ты жесток, но справедлив. Просто так, от желания возвыситься никого не трогаешь. Может и перегибаешь немного, но мы-то все живы. А значит правильный вектор взял. Потому я за тобой иду.
– Хорошо.
– Вполне серьёзно кивнул я.
– И не стоит идти против меня.
– Настигло прошлое?
– С участием в голосе спросил крафтер.
– Тебя тоже?
– Да! Как хоронил семью. Одного за другим. Сейчас спать боюсь. Боль от артефакта только и спасает. Вымывает тоску из души. А что за отметки?
– Торн кивнул на шрамы на моей руке.
– Казни. Своих. Тех, кто меня не слышал.
– Я смотрел Торну в глаза и ждал упрёка или осуждения.
– Дай!
– Он протянул руку к ножу в моей руке.
Я не совсем понимал его стремления и даже напрягся в ожидании атаки. Но Торн стал проводить по руке ножом с улыбкой идиота.
– А знаешь, это помогает!
– Сказал он, спустя семь надрезов.
– Это память о тех, кто был мне дорог.
Через час, когда все пришли в норму после концерта Илира, я приказал сворачиваться. Раньше у нас была фора, но, думаю, теперь аборигены поторопятся узнать, что тут происходит. И узнавать будут большой толпой.
Наковальню загрузили на Мотю так что ящер жалобно зашипел. Да уж тяжёлая зараза.
– Не матерись.
– Строго приказал я ящеру.
– Пришла пора отрабатывать обильный завтрак.