Работа для спецов
Шрифт:
— Он, — Валентин указал на русского помладше, — Скок, просто Скок. Эти двое — представители гор — очень серьезные люди. Один Байрам, — Валентин указал на того бородача, который сопровождал Феликса во двор. — Другого зови Захар, да-да, не удивляйся, свое настоящее имя он и сам вряд ли выговорит. Вот и все, для начала достаточно. Выпей чаю, или чего покрепче налить?
— Можно, — согласился Феликс.
Скок разлил водку.
Феликс опрокинул в себя содержимое пиалы и почувствовал, как тепло разливается внутри тела, а на душе становится спокойнее и безмятежнее.
Разговор
— Был я сегодня в части, прапорок там один знакомый — от него все и узнал. Ну и шухер ты, братишка, там навел… Круто хавальники пятерым набил, как Рэмбо, в натуре. Прапор говорил, всех пятерых в больницу отправили. Был и в больнице, лежат мазурики все в гипсах да в бинтах. Тебя везде ищут. В общем, в «обратку» тебе хода нет, те, которые в больнице, — тяжелые, особенно один, с проломленной крышей, если он ласты склеит, тебе кранты — это точняк. Так что кумекай, как дальше быть.
— Сам не знаю, что делать. Они же везде меня искать будут, хотя где им меня поджидать, не в детдоме же?
— А ты что, Феликс, детдомовский? — с интересом спросил Валентин.
— Да.
— А родня: отец, мать, братья, сестры?
— Никого не помню, в детдоме говорили, что дом наш от газа взорвался и сгорел вместе со всеми, кто там был. А я, мне тогда три года исполнилось, в саду в гамаке спал. Пока спал, все и сгорело. Как в детдом передавали, кто, что, не помню — малец был. Так что отсчет жизни от детдома и веду.
— Да! Ну ладно, жаль, конечно, родных, ты извини за вопрос, давай, коли так, помянем.
Скок вновь разлил в три пиалы. Молча выпили. Валентин продолжил разговор, похожий больше на допрос.
— Да, положение у тебя незавидное, но не безнадежное. Хорошо, что ты попал сюда. Здесь те, кто тебе сейчас больше всего нужен, а ты, быть может, нужен им. — Валентин смотрел на Феликса.
Голос подал Скок:
— А где это ты так руками махать научился, что свободно пятерых кладешь?
— Да больше ногами, чем руками, а вообще специально нигде не учился. Детдом учил — там порядки суровые, улица учила. Местные-то нас, детдомовских, особо не привечали, все норовили задеть да задрать, вот и учился на практике.
— А сколько тебе годков? — вдруг спросил Скок.
— Двадцать пять, двадцать шестой пошел.
— Ни хера себе, а чего же ты в армии в сынках-то ходишь? Поздновато что-то ты попал на службу.
— Все просто, в девятнадцать лет я попал под машину, здорово меня тогда переломало, год, считай, провалялся. Ну вот, вызывали повесткой, медкомиссия браковала из призыва в призыв, пока военком не сменился. Я к двадцати пяти годам нормальным уже стал, в смысле физически. Надеялся, что проскочу и на этот раз; вроде все уже привыкли, что не годен, но — призвали. Спасибо, корочки водительские за счет военкомата получил.
— Сними одежду, — скорее приказал, чем попросил Валентин.
— Э, Валентин, не надо, он когда мылся, смотрел я спина его, грудь, ноги — есть шрамы, есть, и переломы заметны, давнишние, примерно того времени, как говорит, —
— Ну, что ж, ладно, коли так. Ну, чего нахохлился? — бросил Валентин Скоку. — Наливай на посошок, да и тронемся.
Джип, в который поместили Феликса, медленно продвигался вперед. Судя по тому, как надрывно работал двигатель, их путь лежал вверх, в горы. Сильно тонированные стекла и спустившаяся ночь не позволяли что-либо рассмотреть. Водитель, которого Валентин представил как Захара, угрюмо вел машину и к разговору расположен не был. Попутчики Феликса, удобно устроившись в уютных креслах джипа, мерно посапывали. И он решил сделать то же самое, но сон не приходил. Феликс стал анализировать ситуацию.
То, что он попал в нужное место и к нужным людям, почти не вызывало у него сомнений. Жители аула не могли не соприкасаться с делами Хасана.
Как бы ни жил аул, непосредственно работая на Хасана или самостоятельной жизнью, в любом случае беглец не остался бы без внимания наркодельца.
Да и по тому, как вели себя гости в доме Ахмеда, выходило, что гостями они себя не чувствовали, скорее хозяевами, временно заглянувшими в свои владения. Об этом говорит и то, что обслуживал гостей сам Ахмед.
Джип уверенно продвигался по серпантину, по-прежнему забирая вверх.
Феликс начал дремать. Но через несколько минут джип въехал в аул и остановился напротив самого большого дома.
— Все, приехали, выходи, — скомандовал проснувшийся Валентин.
— Феликс! Иди сюда, — приказал Захар.
Обогнув машину, Феликс подошел к абреку. В ту же секунду острая боль пронзила все тело, голова взорвалась, разлетевшись на тысячу мелких осколков, и он потерял сознание, успев услышать чей-то приказ: «В подвал его, камера № 6…»
Очнулся Феликс от давящей боли в груди: он был буквально прибит бревном к стене. На руках наручники и цепь, вделанная в стену. Пленник хотел повернуть голову и оглядеться, но дикая боль чуть вновь не лишила его сознания. Тело было чужим, все онемело, ноги, казалось, распухли, были согнуты в коленях и сверху зажаты колодками, ступни, скорее всего, связаны — не видно. Все в нем протестовало против несправедливости и жестокости наказания.
Ночь длилась невыносимо долго.
Ушат холодной воды привел его в чувство: Феликс с трудом, но стал различать предметы. Боли уже не было, как не было и самого тела, он его не чувствовал. Перед ним сидел на корточках Валентин, внимательно глядя прямо в глаза.
— Ну, как себя чувствуешь? — спросил он без тени иронии, даже как-то сочувственно.
— А не пошел бы ты…
— Поверь, я не виноват в твоем заточении, через это проходит всякий сюда входящий.
— И что, все выживают? — прохрипел Феликс.
— Нет, не все, — ответил серьезно Валентин. Он обернулся, подал какую-то команду, и в камеру протиснулся неизвестный Феликсу бородач. Намерения его были миролюбивы: по команде Валентина он освободил Феликса от оков. — Приходи в себя, — сказал Валентин. — Постарайся восстановиться как можно быстрее, тебе принесут пищу. В общем, готовься, за тобой придут.