Работа для ведьмака
Шрифт:
Дежурство по кухне он прогулял и сегодня, и вчера. Ответные действия лейтенанта удивили. Да, она не сказала ему ни слова, но Эзра не получил ни обеда, ни ужина. Ни вчера, ни сегодня. Солдаты, которые вместо него дежурили по кухне, злорадствовали и не протянули бы краюхи хлеба.
В каморку к раненому приносили лишь чай. К нему ведьмак выудил из своей сумки два сухаря. Один чуть плесневелый, второй обмороженный. Хотя до этого дня Эзра полагал, что обморозиться могут только конечности. Со вчерашнего вечера великий выпускник Высшей школы
Спать он улегся рядом с раненым, потеснив того к стенке. В отличие от казармы, в этой комнатке никто не храпел.
Закручивая фляжку, он с тоской посмотрел за окно. Там валил снег. «Теперь отсюда не сбежать», — подумал Эзра.
Впрочем, сейчас он бы не рискнул высовываться из комнаты. Вокруг физически ощущалось общая нервозность. Солдаты, целый день сменяя друг друга, работали лопатами и чистили подъезд к заставе. Патруль рапортовал, что до ближайшей деревни не дойти. Добавить к этому Харт, которая второй день муштрует всех бездельников из-за какой-то проверки, и получалась неприятная картина.
Но его это почти не касалось. Эзра большую часть времени сидел один.
Вчера солдаты заходили к нему нехотя, только ради того, чтобы не слышать приказов лейтенанта. А сегодня заглянули вовсе двое и исключительно чтобы пошутить на тему обмороков ведьмака. Милкот, не скупясь, описал, как ведьмак с размаха приложился головой о стол от одной капли крови, и теперь солдаты потешались.
В общем-то, Эзру это не беспокоило, он давно мог спокойно отвечать на шутки шутками. И первым плевал на свои обмороки. Если о таком думать, и жить не получится, считал он. Но отчего-то все же ему было грустно.
Эзра опять отвинтил крышку и сделал маленький глоток. Горло обожгло, но в голове, наконец-то, затуманилось. И скверное настроение, подогреваемое холодом, солдатами, нудным и по закону подлости очень фигуристым лейтенантом почти улетучилось.
— Да здравствует оздоровительное пьянство. — Он отсалютовал фляжкой, а потом, подумав, легонько стукнул ею по лбу спящего. Но пить не стал, лишь опять посмотрел в окно.
Здесь очень быстро темнело, и то, что Эзра считал вечером, в других местах называли бы днем. Но от этой мысли ему не стало легче, наоборот, почему-то возникло неодолимое желание повыть.
— Хоть к волкам иди, — сказал он раненому.
Ведьмак не зажигал огни и сидел в темноте, разглядывая снег и мутные уличные фонари за окном. Он сунул фляжку во внутренний карман и сильнее запахнул пальто. В тулупе было жарко, а вот пальто, к его удивлению, очень пригодилось в доме.
— Да, друг. Стоило ли менять теплое место у отца на холодное у лейтенанта? — поинтересовался он у раненого. — Вот и я думаю, что это непростой вопрос. Сам посуди. Чихвостят везде одинаково. Но там солнце! С другой стороны, здесь у лейтенанта грудь. А там у помощника отца только бицепсы.
Дверь скрипнула. На пороге комнаты стоял Милкот, за его плечом мялся
— Наконец-то! Что лечим? Ногу, руку, голову?
— Угомонись ведьмак, если у нас что-то случится, к тебе не пойдем. Увидишь порезанную руку — и того, — Милкот закатил глаза. — Потом еще тебя откачивай.
— Да что там откачивать. По щекам похлопал, рюмку налил, курочки печеной с хреном принес. Лучка, картошечки, можно еще огурчики. И я восстану из могилы, обещаю.
— Слушай, я сейчас палец себе проколю, если не умолкнешь, — беззлобно буркнул Милкот.
— Кто я, чтобы запрещать людям колоть собственные пальцы? — согласился ведьмак, а потом огляделся. — Только подожди.
Он аккуратно пододвинул раненого, осмотрел постель, а потом лег рядом и прикрылся одеялом.
— Все, коли! — махнул он рукой.
Милкот вместе с солдатом замерли и долго не моргали.
— Прекращай балаган, — пробурчал, в конце концов, сержант. — К тебе пришли.
— Ко мне? Кто?
— Бабы. Пускать на заставу не велено.
— Там же снег, — сказал ведьмак, вставая с постели. — Как они пришли?
— Они прикатили на санях. Сразу за королевским чиновником. Он с магом приехал, дорогу чуть подчистил.
Королевского чиновника, которого последние дни ждала Харт и о котором упомянул Милкот, они встретили почти на пороге дома. Высокий, припорошенный снегом мужчина говорил с Неей и не обратил на них внимания, впрочем, как и лейтенант.
Без лишних вопросов ведьмака довели до тяжелых ворот, где настежь была открыта небольшая дверь. Двое солдат что-то с удовольствием рассказывали женщинам, видневшимся в проеме. Слышался смех, который не оборвался, даже когда к ним подошел Милкот.
— А ну по местам! — гаркнул сержант. — Кто в дозорной башне должен быть, а?!
— А сам-то ты чего не при деле? — с усмешкой спросил крепкий солдат с седой бородой.
— У меня приказ, — ответил Милкот, не уточняя, какой приказ, но строго поддал одному из солдат, и тот поплелся в башню.
— На меня не смотри, я сегодня в караулке, — улыбнулся седобородый выглядывающей из проема женщине. — Вот, не пускаю подозрительных личностей, понимаешь ли.
— Эрхен, умолкни. — Милкот чуть отодвинул его и обратился к женщинам. — Ну, привел я ведьмака. И зачем он вам?
Сержант от любопытства даже вытянул шею, а две деревенские бабы расступились и пустили вперед укутанную в тулуп и несколько платков грузную девушку.
— Да вот, рожать ей, а знахарка слегла, — ответила старшая.
— Пойду-ка я. — Эрхен вдруг перестал улыбаться и бочком начал отступать к караулке.
— Стоять! — поймал его за локоть Милкот. — Ведьмак сейчас бахнется в обморок от рожающей бабы, мне одному его волочь?!
— Так если бахнется, оставь здесь. Потом-то он очухается и как раз роды примет. — Эрхен усмехнулся и постарался пройти мимо сержанта, но Милкот держал крепко.