Работа на лето
Шрифт:
— Женёк, — пожал Генка протянутую руку. — Они всё живы?
— Пока все, — оценил на глаз Артём. — Но это ненадолго, я тебе точно говорю…
— Так, — Мишка, широко расставив ноги, встал возле скамеек, на которых сидели, хмуро сопя, все семеро нападавших. — Я вообщето предлагал вас выбросить из поезда. Вы бы его, — он кивнул на Генку, — точно выбросили. Выбросили бы, сволочи… Но он вас пожалел. Поэтому действовать будем подругому. Накажем вас, как наказывали взбунтовавшихся негров в благословленные времена…
— Мы не негры… — пробормотал кто-то из мальчишек. Мишка презрительно спросил:
— Это кто там высказался,
Шестеро встали, глядя попрежнему в пол. Седьмой — обладатель биты — остался сидеть, буркнув:
— Чего я буду вставать…
Мишка молча нанёс ему удар по ушам ладонями, и тот повалился со скамьи в проход мешком. Остальные шарахнулись в кучу.
— Кто по счёту «десять» всё ещё будет в штанах и трусах, — процедил Мишка, — с тем будет так же… раз!
Артём засмеялся. Генка смотрел с отвращением, как мальчишки срывают с себя одежду и замирают, попрежнему не поднимая глаз и прикрываясь ладонями. Младший начал плакать — тихо, но без остановки, остальные отчётливо моргали, сдерживая слёзы. кто-то сказал тоненько:
— Мы больше не будем…
— Вы не только негры, вы ещё и сопляки, — заметил Мишка, пиная ногой валяющееся барахло. — А были такие смелые… А теперь разговор на уровне первоклашки… О, очнулся! — он помог встать завозившемуся парню и сказал: — Тебе в какой-то степени повезло. Тём, кинь ремень… Вот, — он вложил ремень в руку недоумённо посмотревшего парня. — Сейчас ты отвесишь каждому своему приятелю по десять ударов. Увижу, что бьёшь не в силу — сам получишь тридцать. От меня.
— Я не бу… — начал парень и получил удар под дых.
— К делу, — заключил Мишка. — Начнём с младших, чтобы долго не мучились… Иди сюда, — он указал на плачущего.
— Я не хочу… — простонал тот, пятясь, но приятели расступались.
— А он? — Мишка посмотрел на Генку. — Он хотел, чтобы его ограбили и порезали? А остальные? Он же у вас не первый… Сюда, быстро! — рявкнул Мишка, показывая на лавку.
— Я не хочу, пожалуйста, не надо… — мальчишка свёл колени и вдруг начал мочиться. Мишка рывком швырнул его на лавку. Генка отвернулся. Артём скривил губы.
— Начинай, — предложил он всё ещё пытающемуся восстановить дыхание парню с ремнём. Тот замялся, часто моргая, губы дрожали. Он облизнул их и спросил с надеждой:
— А если я… вы меня не тронете?
— Сань, не надо, Сань, пожалуйста, не надо… — тихо просил, не поднимая головы, мальчишка на лавке, и Генка услышал и увидел, что плачут уже и все остальные. — Сань, ну пожалуйста…
— Не тронем, — ответил Мишка. — Пряжкой бей, понял? Остальные считают! Вслух! — парень ещё раз взглянул на всех и, подойдя к лавке, размахнулся. Лежащий мальчишка вцепился побелевшими пальцами в край скамьи…
— Раассс… — загипнотизированно выдохнули пять ртов.
— Ну ты гад, — почти удивлённо сказал Мишка, поймав руку с ремнём. — Ты же у них старший. Ты их на всё это подбивал, я нюхом чую… Небось, Доном Корлеоне себя чувствовал? — он выгнул руку, ремень упал, его ловко подхватил Артём. — И ты бы ударил? Пряжкой? Да ведь ему лет двенадцать, ты бы в полную силу его с пятого или шестого удара до кости пробил бы… — он оттолкнул парня, и тот мягко упал на лавку, боясь пошевелиться лишний раз. Мишка посмотрел на остальных, на залитые слезами лица, дёрнул углом рта. — Зрелище… Да, вы не негры… Вы вообще непонятно кто. Сейчас вы соберёте барахло, оденетесь и пойдёте в соседний вагон. Доедете, куда вам нужно. Пойдёте по домам. И впредь… хотя — вам жить, чего мне вас учить, у вас это всё равно мимо ушей летит. Но одно запомните — как легко этот, — он указал на сидящего парня, — вас подставил и предал. И ещё одно — как вы тут стояли без штанов, шестеро героев, и готовы были лечь под ремень. И третье — как вы друг за друга прятались и младшего вперёд вытолкнули. Насчёт негров — не знаю, но что вы не русские — это точно… Хватит сопли распускать! Мы вам не милиция… куда вы скоро загремите, если не завяжете с этой фигнёй. И если кто-то не знал, что это больно — когда бьют, то теперь вы это выучили назубок…
… —Ну вот мне скоро и выходить, — Генка дружелюбно улыбнулся кадетам. — А там ещё топать и топать… Слушай, Тём, — он кивнул худощавому, — а спой ещё чтонибудь. Коротенькое.
— Коротенькое? — Артём позвякал струнами. — Ну ладно, вот коротенькое…
Я вернусь — я ушел ненадолго,Отдохнуть от всего, что нажил Я исполнил лишь толику долгаПред страною, которой служил. Я вернусь, если даже не верятВ это чудо мои же друзья,Я вернусь с непокорностью зверяИ спокойно скажу: "Это я. "Я вернусь, — повторять не устану Пред врагами возникнув в дыму,За свои, за смертельные раныЯ с них кровью расплату возьму. Чтобы больше не мучались, плача,Наши матери в горе своем. Я вернусь — и не будет иначе,Ибо чист я пред Богом во всем. (1)— О, моя остановка! — Генка вскочил. — Вот что, ребята… — он потёр ухо. — Когда вы станете офицерами… и вам однажды скажут, что ради интересов страны надо сложить оружие — никогда не верьте этому. Обидно будет, чесслово!..
… Больше всего Генка удивился, увидев под фонарём фигуру всадника с запасной лошадью. И только подойдя ближе, увидел, что это Надька.
— Ты? — вырвалось у Генки. Девчонка кинула ему повод:
— Ребята сказали, что ты куда-то пропал. А я подумала — должен приехать ведь… Ну я заседлала, поскакала, а теперь жду стою… Что случилосьто? Зачем ездили?
— Да так, — Генка взлетел в седло, — дела… Отошёл, знакомого встретил, представляешь — и профукал электричку… — он перестал разворачивать коня и тихо сказал: — Надь… Спасибо тебе огромное… ну, что приехала!
ПОСИДЕЛКИ — ПОГЛЯДЕЛКИ
Генке нравились такие вечера.
Ну вообщето в селе ему нравилось всё. Он даже пару раз подумывал: а что если насесть на родителей — пусть бросают всё и переезжают сюда! Но потом понимал, что отец не согласится.