Работа над ошибками
Шрифт:
На мгновение лицо девушки отразило свойственное до того одному Максу смущение: замерев, Рина смотрела на него своими большими зелеными глазами, каких не было больше ни у одной женщины во всем мире.
Ростом около ста семидесяти, тонкая как тростинка, с изящными, безупречно стройными ногами с острыми как у девочки-подростка коленками и совсем недетскими, налитыми грудями, не нуждавшимися во вспомогательных приспособлениях вроде лифчика; темнокожая настолько, что сыскать девушку с более темной, чем у нее кожей, было бы задачей не из легких, и притом обладавшая утонченными, не свойственными чернокожим чертами лица, двадцатидевятилетняя Рина была великолепна.
С минуту они стояли посреди тротуара, не замечая
Большую часть вечера они бродили по Старому Городу; по его аллеям и скверам, блуждая по тихим улочкам и широким проспектам, прокатились на древнем метро, прошлись через похожий на настоящий лес парк. Несколько раз они забирались в машину, чтобы немного отдохнуть и переезжали из одного интересного места в другое, и вновь окунались в атмосферу большого музея.
До того вечера Макс нечасто бывал в Старом Полисе, всего несколько раз. Рина же, как местная жительница, с детства знала там все, и, как показалось Максу, помнила наизусть названия едва ли не всех улиц. Она рассказывала ему о местах, через которые они проходили, и Макс удивлялся эрудированности девушки. В свою очередь, и сам он старался быть интересным и дополнял некоторые ее рассказы краткими описаниями основных веяний тех времен, с которыми те места были связаны. В юности Макс основательно увлекался историей древнего мира, и теперь со знанием дела мог говорить об эпохе Нового Возрождения, Большой Войне и временах более ранних. Впрочем, Большой Войны Макс не касался, так как они с Риной хорошо проводили время вместе, и омрачать эти замечательные минуты и часы рассказами о ядерной зиме и ужасах послевоенного времени совсем не хотелось.
Макс наслаждался обществом Рины, изо всех сил стараясь, чтобы ей было с ним легко и комфортно.
Большинство зданий Старого Полиса были невысоки и имели не более 20-25-ти этажей. Самым высоким оставался тридцатиэтажный дом-музей правительства республики, известный также как «Дом Иеремии» — резиденция второго и последнего Короля Полиса и первого президента города-государства, построенный за двадцать лет до Большой Войны. Зданию было уже более 1700 лет. На площади перед Домом Иеремии стоял один из древнейших памятников Новой Эры — гранитный монумент, увековечивший Президента Иеремию, его друга и соратника генерала Харриса и четырех следующих Президентов.
Улицы Старого Города были по большей части бульварами с широкими пешеходными зонами, а некоторые и вовсе давно превращены в аллеи. Обилие парков, скверов и площадей, среди которых вырастали невысокие дома из стекла, пластика, гранита и железобетона, было отличительной чертой сердца Полиса. Со всех сторон Старый Город окружали районы немногим менее древние, выросшие вокруг него в первые столетия Нового Времени. Если в Старом Городе лишь несколько зданий возвышались на сто и более метров, не лишая при этом зеленые насаждения улиц и парков солнечного света, а прохожих — удовольствия по ним ходить, то в новых районах Полиса солнце можно было видеть лишь с верхних этажей башен. Новые дома с каждым столетием вырастали все выше и выше. Вначале на сотни метров, потом на километры вверх, заслоняя небо и погружая улицы у своих оснований в царство теней. Освещение на таких улицах работало круглосуточно. Через пятьсот лет после образования республики и начавшегося затем индустриального и экономического роста Старый Полис напоминал окруженную железными скалами зеленую долину. Теперь же, когда минуло уже шестнадцать столетий, его можно было сравнить, разве что, с небольшой поляной в исполинских джунглях, где вместо деревьев в небо устремились двух-, трех- и даже пятикилометровые мачты из металлопластика и сверхпрочного стекла, опутанные серпантинами дорог и оплетенные «лианами» внешних экспресс-лифтов.
Они много говорили. Возбужденно, с упоением, наслаждались обществом друг друга. От исторических экскурсов перешли к темам попроще, к работе, и к пустякам, о которых потом и не вспомнят, потому, что пустяки эти были лишь фоном для более важного. В тот летний вечер говорили не слова; говорили взгляды, говорили прикосновения, говорили вздохи и даже недолгие молчания, совсем не казавшиеся неловкими.
Нагуляв изрядный аппетит, они зашли поужинать в первый попавшийся ресторан, открытый, как выяснилось, еще при Иеремии. В ресторане оказалось отличное меню. Макс и Рина обильно и не без удовольствия поужинали мясом и овощами. Рина ела много и с аппетитом, нисколько не стесняясь Макса, как, впрочем, и Макс. Вряд ли сытный ужин смог бы навредить безупречной фигуре этой полной жизни и энергии молодой женщины. Съев все до последней крошки, они выпили немного вина и, сговорившись обязательно посетить это место в будущем, снова отправились в летнюю ночь.
— Смотри, Макс, какая красота! — воскликнула Рина, когда они вышли из ресторана на освещенную мягким светом фонарей узкую улочку.
Желтое платье и зеленые глаза девушки отчетливо выделялись в свете фонаря на фоне ее темного, как сама ночь, утонченного силуэта. Рина с восторгом смотрела в небо, по которому, как раз вдоль улочки, тянулся Млечный Путь.
— Надо же! Не думал, что в Полисе можно его увидеть!
— Только с крыш самых высоких башен и из Старого Города, — заметила Рина.
Они держались за руки большую часть вечера, и когда вышли на улицу, вполне естественно, уже по привычке, снова сомкнули ладони.
— Почти две тысячи лет люди мечтают о путешествиях туда… — сказал Макс и, помолчав, добавил: — и все никак не выберутся из окрестностей своей системы…
Рина долго посмотрела в глаза Макса и стремительно приблизились к нему. Рука ее выскользнула из его руки, и лишь для того, чтобы вместе с другой рукой лечь на его плечи. При этом ладони Макса сами легли на бедра девушки и, смяв короткое платье в охапку, привлекли ее эбеновую фигурку. Без тени стеснения, Рина приблизила лицо к лицу Макса.
— Обязательно выберутся! — шепнули тонкие губы девушки перед тем, как поцеловать его.
Макс знал многих женщин, целовал их, и не только, но никогда до того он еще не испытывал такой сладости от простого поцелуя.
Обнявшись, они жадно впились в губы друг друга. Длинные тонкие пальцы Рины блуждали по плечам и шее Макса, пробегали по рыжему ежику волос, гладили лицо, а широкие ладони парня самовольно исследовали ее поясницу и бедра, забираясь под короткое платье.
— Я хочу тебя, Макс! — выдохнула, с трудом оторвавшись от поцелуя Рина.
— Я люблю тебя, Рина! — неожиданно нежно произнес Макс.
— Поедем ко мне, милый! — страстно прошептала девушка и снова впилась в него губами. Тугие груди ее прижались к груди Макса, и ему захотелось скорее сбросить костюм, чтобы кожей ощутить прикосновение Рины. Он поднял левую руку вверх от талии девушки и заключил тугую полусферу в клеть своей пятерни.
— Машина, сюда! Живо! — бросил он, не в силах забираться в дебри интерфейса, чтобы без слов связаться с борткомпьютером.
Стоявший неподалеку лимузин послушно подъехал к ним и приветливо открыл дверь.