Работы по психиатрии
Шрифт:
Ввиду важности подобного предположения, стоит несколько подробнее заняться классическим анализом Фрейда.
Рассматриваемый случай относится к 32-летней женщине, болезнь которой проявилась следующими симптомами: все окружающее ее изменилось, ее более не уважают, ее обижают, за ней наблюдают, все ее мысли известны окружающим людям. Затем ей приходит в голову, что за ней наблюдают вечером, когда она раздевается; после этого появляются ощущения в нижней части живота, вызванные, по ее мнению, неприличными мыслями служанки; далее появляются и видения: обнаженные женские и мужские гениталии. Когда она находится наедине с женщинами, у нее появляются галлюцинации женских гениталий, одновременно ей кажется, что другие женщины тоже видят ее (пациентки) гениталии.
Фрейд анализировал этот случай. Он нашел, что пациентка вела себя как истеричка (то есть демонстрировала те же самые сопротивления и т. д.). Необычным является то, что вытесненные мысли возникали не в виде слабо связанных мыслей-наитий (fancies), как это бывает при истерии, а в виде внутренних
"Начало депрессии совпало со ссорой ее мужа с ее братом, вследствие которой последний перестал бывать в их доме. Она всегда очень любила своего брата". "Кроме того, она упомянула про определенный момент своей болезни, когда ей впервые "все стало ясно", то есть когда она убедилась, что ее предположения о всеобщем презрении к ней и о намеренно наносимых ей обидах соответствуют действительности. Эта уверенность возникла в ней благодаря посещению невестки, которая во время разговора произнесла следующие слова: "если со мной случится что-либо подобное, то я легко отнесусь к этому!" Больная сначала не обратила внимания на это замечание, но после того, как посетительница ушла, ей показалось, что в этих словах содержится упрек, будто она привыкла легкомысленно относиться к серьезным вещам; с этого момента она стала с уверенностью считать себя жертвой общего злословия. Особенно убедительным казался ей тон невестки. Но оказалось, что до этой фразы невестка затронула еще другую тему, рассказав пациентке, что "в доме ее отца бывали всевозможные затруднения с братьями", заметив по этому поводу: "в каждой семье происходят многие вещи, которые охотно скрывают; но если с ней случится что-либо подобное, то она отнесется к этому легко". Госпожа П. (больная) должна была признаться, что именно эти фразы, предшествовавшие последней, расстроили ее. Так как она вытеснила обе эти фразы, которые могли вызвать воспоминания об отношениях ее к брату, и сохранила в памяти лишь последнюю, ничего не значащую фразу, то к ней она и отнесла ощущение, что невестка ее упрекает; поскольку содержание этой фразы не давало никакого повода к такому заключению, она запомнила интонацию, с которой эта фраза была сказана".
Выяснив это, Фрейд занялся анализом голосов. "Прежде всего здесь нужно было объяснить причину, по которой такие безразличные слова, как, например: "вот идет госпожа П.
– она теперь ищет квартиру" и т. д.
– могли вызвать в ней такие неприятные ощущения". Впервые она услышала голоса при чтении рассказа О. Людвига "Хайтеретхай" (Heiterethei). После чтения она пошла гулять и, проходя мимо крестьянского домика, внезапно услыхала голоса, говорившие: "так выглядел дом Хайтеретхай! Вот колодец, а вот и куст! Как счастлива она была, несмотря на бедность!" После этого голоса повторяли целые отрывки только что прочитанной книги, причем совершенно незначительные по содержанию.
"Анализ показал, что во время чтения ее занимали иные мысли и что она была задета совершенно иными местами книги. В ней поднялось вытесняющее сопротивление в отношении сходства между любовной парой из книги и ею самой и ее мужем, в отношении воспоминаний о различных интимных эпизодах ее семейной жизни, в отношении к семейным тайнам; ибо все это было связано с ее половой застенчивостью (нетрудно проследить тот путь, по которому ее мысли переходили от всего вышеизложенного к этой застенчивости); в конце концов все это привело к воспоминаниям о детских переживаниях. Вследствие применяемой цензуры невинные и идиллические сцены, близкие по времени к вышеупомянутым неприятным сценам, но совершенно им противоположные, настолько усилились в сознании, что получили возможность проявляться. Например, первая вытесненная идея относилась к злословию соседей, которому подверглась уединенно живущая героиня. Г-же П. нетрудно было тут найти сходство со своим собственным положением. Она также жила в маленьком городке, ни у кого не бывала и думала, что соседи ее не уважают. Поводом для этого недоверия к соседям явилось то, что вначале она была вынуждена довольствоваться маленькой квартирой, где стена спальни, у которой стояла ее супружеская кровать, граничила с комнатой соседей. В начале брачной жизни в ней развилась сильная сексуальная застенчивость, очевидно вследствие того, что в ней бессознательно были разбужены воспоминания о ее детских отношениях с братом, когда они играли в мужа и жену; она постоянно опасалась, что соседи через стену слышат слова и каждый производимый ею шорох;
При дальнейшем анализе голосов Фрейд часто находил "дипломатическую неопределенность; обидный намек был большей частью замаскирован необычным выражением, непривычным оборотом речи и т. п.; такая особенность свойственна, в общем, слуховым галлюцинациям параноиков, в которых я нахожу следы искажений, вызываемых компромиссами".
Я намеренно в точности привел слова автора этого первого, неизмеримо важного для психопатологии анализа паранойи: я не мог сократить проницательных выводов Фрейда.
Возвратимся к вопросу о природе диссоциированных идей. Теперь мы видим содержание, найденное Фрейдом в предположенных Гроссом отколовшихся цепях представлений: они представляют собой не что иное, как вытесненные комплексы, которые мы встречаем не только у истериков, но, что не менее важно, также и у нормальных людей. Тайна вытесненных (диссоциированных) идей или представлений оказывается весьма обыкновенным психологическим механизмом, имеющим общее значение. Новое освещение дается Фрейдом разобранному Странским вопросу о несовместимости содержания сознания и чувственного тонуса. Он указывает, что безразличные, ничего не значащие представления, могут сопровождаться интенсивной окраской чувством, заимствованной ими у какого-либо вытесненного представления. Тут Фрейд направляет нас по тому пути, который может привести нас к пониманию неадекватности чувственного тонуса при раннем слабоумии. Думается, что дальнейшие разъяснения здесь не требуются.
Мы можем свести результаты исследований Фрейда к следующим положениям. Как в форме, так и в содержании симптомов параноидного раннего слабоумия отражаются мысли, которые были невыносимы для сознания "я" и подверглись поэтому вытеснению; ими определяется сфера безумных идей и галлюцинаций и все вообще поведение больных. Итак, когда способность восприятия парализована, возникающие автоматизмы содержат отщепленные комплексы представлений - все множество связанных мыслей высвобождается. Именно таким образом мы можем обобщить результаты анализа Фрейда.
Как известно, Тилинг (Tiling) /52; 53- S.561/, независимо от Фрейда, на основании клинических опытов пришел к аналогичным выводам. Он также склонен считать, что индивидуальность имеет почти неограниченное значение при возникновении психоза и для того вида, который он принимает. Современная психиатрия, несомненно, приписывает слишком незначительную роль личному фактору и вообще личной психологии, быть может не столько из теоретических соображений, сколько вследствие своей практической беспомощности в психологии. Поэтому можно смело идти вслед за Тилингом, во всяком случае, несколько дальше, чем это считает возможным Нейссер. /54- S.29/ Однако следует остановиться на вопросе об этиологии, то есть на самой сути проблемы. Индивидуальная психология ни по Фрейду, ни по Тилингу не в состоянии объяснить возникновение постоянного психического расстройства. Это наиболее ясно следует из вышеприведенного анализа Фрейда: открытыми им "истерическими" механизмами можно объяснить возникновение истерии, но почему возникает раннее слабоумие? Положим, мы понимаем, почему содержание безумных идей и галлюцинаций носит именно данный характер, а не какой-то иной, но причина возникновения неистерических безумных идей и галлюцинаций нам непонятна. Здесь, вероятно, существует причина физическая, действующая независимо от всякой психологии. Признаем далее, вместе с Фрейдом, что каждая параноидная форма раннего слабоумия протекает в соответствии с законами истерии - но почему, в таком случае, параноик представляет собой нечто в высшей степени устойчивое и способное к сопротивлению, истерия же отличается именно большой изменчивостью симптомов?
Тут мы сталкиваемся с новым моментом болезни. Подвижность истерических симптомов основана на подвижности аффектов. Эту мысль, крайне важную для учения о раннем слабоумии, Нейссер [Нейссер относит это только к паранойе, под которой он едва ли понимает самостоятельную болезнь (Крепелин). Его описание подходит, главным образом, к параноидным заболеваниям.] формулирует следующим образом: "Извне происходит лишь незначительная ассимиляция, пациент делается все менее способным оказывать самостоятельное влияние на ход своих представлений и из-за этого образуется гораздо большее, чем в нормальном состоянии, число отделенных друг от друга групп комплексов представлений; эти комплексы представлений связывает лишь общее для всех них отношение к личности больного, ни в каком ином отношении они почти не сливаются друг с другом; из них то один, то другой, в зависимости от действующей в данный момент констелляции, определяет направление дальнейшей психической работы и ассоциации. Таким образом подготавливается постепенное распадение личности; последняя становится, в известной степени, пассивным зрителем впечатлений, стекающих к ней из различных источников раздражения, и безвольной игрушкой вызванного этими впечатлениями возбуждения. Аффекты, которые в норме должны определять наше отношение к внешнему миру и способствовать нашему приспосабливанию к нему, представляя собой как бы средства защиты организма и движущие силы самосохранения, оказываются отчужденными от своего естественного назначения. Благодаря органически обусловленному интенсивному окрашиванию чувством безумных мыслей при совершенно обычном психическом возбуждении, мысли эти, и притом только они, постоянно воспроизводятся вновь. Эта фиксация аффектов уничтожает способность сочувствия в радости и в горе и приводит к душевному одиночеству больных, развивающемуся параллельно их интеллектуальному отчуждению".