Рабыня для чудовища востока
Шрифт:
— Нет никакого предательства! — подползаю к нему, хватаюсь за ноги. — У меня, кроме тебя никого нет в мире. Только ты… больше никого…
Звонок в дверь звенит у меня в ушах погребальным колоколом.
— Отцепись от меня, — с омерзением откидывает мои руки. — Я допускаю, что ты могла не специально его грохнуть. Но теперь это не имеет значения, смерть Василия Максимовски тебе не простят. Тебя живьем закопают, дражайшая женушка, — бросает, перед тем как открыть дверь, и я замечаю триумфальную, злорадную ухмылку, на тех
Глава 2
Дальше началась вакханалия. Врачи, полиция, еще какие-то люди. Они снуют туда-сюда по дому. Копаются в моих вещах. Перевернули все вверх дном. Задают мне какие-то вопросы. А у меня ступор, я ничего не слышу, не понимаю. Только твержу как заведенная: «Я его не знаю!».
Муж… он даже не посмотрел на меня. Ни разу! Словно я действительно перестала для него существовать. Неужели он верит во все это?
Дальше начался спор врачей и полиции, кто сообщит отцу о смерти сына. По их побледневшим лицам и трясущимся рукам стало понятно, что они как огня боятся этого загадочного Максимовски.
А я пока пребываю в шоке. Боязни нет. Я ведь ничего не сделала. Полиция разберется. Как иначе? И муж поверит мне. Еще прощение будет просить. Все у нас наладится. Такими мыслями я стараюсь привести себя в чувства.
— Что вы ему подсыпали? — меня кто-то теребит за руку.
Поворачиваю голову, лицо говорящего расплывается перед глазами.
— Что…
— Я спросил, какой препарат или яд вы подсыпали жертве? — начинает теребить меня за плечи. — Вы будете писать чистосердечное?
— Типа это ей поможет, — раздается незнакомый мужской хохот над моей головой.
— Серж, милый, — пытаюсь найти глазами в этой толпе мужа, — Пусть они перестанут меня трогать! — чужие прикосновения омерзительны.
В голове отчетливо сидит установка — только он может защитить. Только ему я доверила жизнь. С ним хоть в огонь, хоть в воду. Он сейчас одумается, успокоится и все поймет.
— Тебя еще не так потрогают, мадам, в том месте, куда тебе дорога, — полицейский смеется мне в лицо, обдавая перегаром.
— Я все же попрошу уважения к моей супруге. Никто не давал вам права вести себя подобным образом, — от слов любимого в глазах загорается надежда. — Максимовски сообщу я. Раз у наших бравых защитников духу не хватает.
Слабо улыбаюсь, пробую поймать взгляд Сержа, но он не смотрит на меня. Сдержанный. Интеллигентный. Это именно тот мужчина, которого я полюбила. Он возвращается. Ему просто надо было время все обдумать и понять!
— Зад ты ему хочешь подлизать, — выдает коп, что лапал меня. Заросшее лицо. Помятый весь. Отвратительный тип.
— Сообщив о смерти сына? — вздергивает вверх бровь. — И такие «гениальные» кадры стоят на страже закона. Печаль.
— Слышь, ты умник! Сейчас договоришься! — полицейский вскакивает и приближается вплотную к Сержу. — А вдруг вы на пару с ней Максимовски грохнули? В камеру закрою, а там умничай, сколько душе вздумается.
— Как закроете, так и откроете, — муж смотрит на него с высока. Уверенный, красивый, зеленоглазый блондин.
Это выводит меня из ступора. Страх совсем отступает. Когда есть надежная опора, никакие испытания не страшны.
— Что мы тут лясы точим! Поехали, прокатимся, мадам, — достает наручники и защелкивает их на моих запястьях. Холод металла обжигает. — После этих хором, — окидывает взглядом комнату, — Вас ожидают дивные апартаменты.
Мне все равно, что он там говорит. Смотрю только на мужа. Отстранилась от всего этого кошмара, закрылась своей любовью, как стеной.
— Андрюх, закончишь тут, а мы поедем, — полицейский обращается к одному из коллег, склонившемуся над телом.
— Лика! — его голосом мое имя звучит как песня.
— Да! — муж оживляет меня, словно цветок, согревшийся в лучах солнца, после морозной стужи.
— Я попробую помочь, посмотрю, что можно сделать, — хоть былого тепла в его голосе нет. Скорее вежливость, холодная учтивость. Но я уверена, все вернется. Только бы этот кошмар прекратился. А что все скоро образуется, в этом я не сомневаюсь. Ведь я невиновна, ни перед мужем, ни перед законом.
Если бы я только знала, как он мне поможет. Если бы знала… Хотя… я бы все равно ничего не изменила. С этого момента моя судьба больше мне не принадлежала.
— Никак не пойму, вроде баба молодая, все есть, а все равно ищет приключений на свой зад, — протягивает задумчиво полицейский. — Оно разве того стоило? — ловит мой взгляд в зеркале.
— Это страшное, очень странное, но всего лишь недоразумение, — после слов Сержа меня не смущают даже наручники на запястьях.
Я уплываю в мечтах. Представляю, как после всех испытаний мы отправимся к океану в свадебное путешествие. Моя мечта осуществится, как и обещал любимый. Ведь в своей жизни я никогда не видела моря. Не плескалась в ласковых волнах. И он на свадьбе обещал, что мы наверстаем все. Родной покажет для меня все краски мира, и навсегда сотрет из памяти ужасы трущоб, в которых я выросла.
— Сними розовые очки, потом больнее будет, — в зеркале отражаются глаза полицейского, красные, заплывшие, и там отчетливо читается отчужденная жалость.
Как бы и жалко, но это мимолетно, пожалели и забыли. Это чувство я узнаю всегда. Так на меня смотрели прохожие, когда в детстве я стояла на коленях и просила милостыню. Конечно, бывали и другие взгляды, злобные, жестокие, иногда и поколотить могли. А вот кто жалел, нередко денюшку кидали. Только вот от этого помятого мужика я вряд ли дождусь чего-то хорошего. Да и не нужна мне его милостыня, теперь у меня есть защитник.