Рабыня Гора
Шрифт:
Ладони Турнуса лежали на обнаженных плечах Мелины. Платье ползло все ниже. Он посмотрел на ее руки. Потом глянул ей в лицо.
Принесли клетку, небольшую, тесную, крепкую, и ошейник для слина.
— Позволь мне умереть, Турнус, — молила она.
Турнус поднял ошейник. Выставив вперед руки, она попыталась оттолкнуть его.
— Лучше убей меня, Турнус! Прошу тебя!
— Опусти руки, женщина, — проговорил Турнус. Она повиновалась.
Он накинул ей на шею мощный кожаный ошейник с металлическими заклепками. Ему принесли шило. Проделав в коже два отверстия, он продел в них скобу. Шея
Мелина стояла перед ним с обнаженными плечами, в ошейнике для слина. Сбоку к ошейнику пришито тяжелое кольцо — к нему привязывают поводок.
Молниеносным движением Турнус сорвал с нее платье и швырнул ее на землю. Она в страхе смотрела на него.
— В клетку, рабыня! — приказал Турнус.
— Турнус! — закричала она.
Он присел и тыльной стороной ладони наотмашь ударил ее по губам. Изо рта потекла кровь.
— В клетку, рабыня!
— Да… хозяин, — прошептала Мелина и поползла в клетку. По знаку Турнуса Ремешок передала поводки слинов стоящему рядом мужчине. Тот повел животных от хижин. Ремешок подошла к клетке и, обеими руками взявшись за железную дверцу, опустила ее, запирая в клетке свою бывшую хозяйку.
Толпа одобрительно загудела.
— Праздник! — провозгласил Турнус, глава касты в Табу-чьем Броде. — И положите в праздничный костер клеймо. Будем клеймить рабыню!
Снова шум одобрения.
Женщина, что прежде звалась Мелиной, скрючилась в крошечной клетке, вцепилась в железные прутья, горестно поглядывая из-за решетки. Горло ее было схвачено ошейником для слинов.
Скоро на ее тело поставят клеймо.
Вокруг суетились люди, готовились к празднику. Редис, Турнепс и Верров Хвост по знаку Турнуса вынули кляп у меня изо рта и сняли меня с дыбы. Помогли спуститься вниз, и я, скользнув между ними, упала на землю. Двигаться едва хватало сил. Кляп оставил во рту тяжелый кисловатый привкус. И не представляла себе, что кляп может быть таким действенным. Правда, на этот раз рабского колпака на меня не надевали.
На праздник зажарили верра, наготовили сладостей. Достали из кладовой и разогрели хлеб из са-тарны. Суловая пага лилась рекой.
В разгар праздника дверца клетки была распахнута, ее обитательнице, бывшей свободной женщине по имени Мелина, а ныне — голой рабыне в ошейнике для слина, было велено выйти наружу на четвереньках. К ошейнику привязали поводок и все так же на четвереньках, как самку слина, повели ее к девичьей дыбе, на которой совсем недавно была распята я. Там ее разложили на балках, закрепили руки, ноги и шею, и Турнус, глава касты селения Табучий Брод, собственноручно поставил клеймо на ее тело. Левое бедро ее крепко держали двое мужчин. Вот кожи коснулся раскаленный металл, и она зашлась в бешеном крике, а когда бедро ее отпустили, застонала и забилась на своем деревянном ложе. Потом ей обрили голову и оставили, рыдающую, всеми забытую, распятую, на деревянных балках. Праздник продолжался.
По правую руку Турнуса сидел Туп Поварешечник. По левую — получившая сегодня из его рук свободу Ремешок. Отчаянная! Привела пару слинов, бросилась на защиту Турнуса, когда дружки Брена Лурта решили одолеть его сообща, раз поодиночке
Ничто.
Я взглянула в небо. На фоне плывущих в вышине трех лун мчались темные облака.
В воздухе повеяло свежестью.
Наконец-то!
Застолье шло своим чередом. Турнус встал и поднял кубок.
— Тупа Поварешечника, — сказал он, — породнил со мной коготь слина. Мы братья. Эту чашу я поднимаю в его честь. Выпьем же за него!
Крестьяне осушили кубки. Поднялся Туп Поварешечник.
— Сегодня мы преломили хлеб. Пью за гостеприимство Табучьего Брода! — провозгласил он тост. В ответ раздались приветственные возгласы. — А еще, — продолжал он, — пью за человека, с которым меня роднит не каста. Нет, наше родство гораздо крепче. Мы братья по крови. Пью за Турнуса из Табучьего Брода.
Приветственные возгласы. Звон кубков. Турнус снова встал.
— Я прошу эту свободную женщину, — он обернулся к Ремешку, — женщину, к которой я очень привязан, стать моей подругой.
Толпа разразилась ликующими криками.
— Но, Турнус, — спросила она, — раз я теперь свободна, я имею право отказаться?
— Конечно, — озадаченно ответил Турнус.
— Тогда, благородный Турнус, — голос ее звучал спокойно и ровно, — я отказываюсь. Я не стану твоей подругой.
Турнус опустил чашу. Воцарилось молчание.
Ремешок опустилась на землю, легла к ногам Турнуса. Охватив ладонями его ступню, прижалась к ней губами. Подняла голову. В глазах ее стояли слезы.
— Позволь мне быть твоей рабыней, — проговорила она.
— Я предлагаю тебе быть моей подругой!
— Я прошу рабства.
— Почему? — все не мог взять в толк Турнус.
— Мне уже доводилось быть с тобой, Турнус. В твоих руках я могу быть лишь рабыней.
— Не понимаю.
— Я обесчестила бы тебя. В твоих руках я могу быть только рабыней.
— Ясно, — сказал глава касты в Табучьем Броде.
— Любовь, что питаю я к тебе, — говорила она, — это не любовь подруги. Это безнадежная рабская любовь, настолько сильная и глубокая, что испытывающая ее женщина может быть лишь рабыней мужчины.
— Подай мне пагу, — протягивая ей кубок, сказал Турнус.
Взяв кубок, она встала на колени, опустила голову и подала ему кубок. Свободная женщина, она прислуживала, как рабыня. Крестьяне едва переводили дух от изумления. Свободные женщины возмущенно заголосили. Турнус отставил кубок.
— Вели принести веревку, надень на меня ошейник, Турнус, — попросила она. — Я твоя.
— Принесите веревку, — бросил Турнус.
Принесли веревку.
Держа веревку в руках, Турнус смотрел на девушку.
— Надень на меня ошейник, — повторила она.
— Если я надену на тебя ошейник, — сказал он, — ты снова станешь рабыней.
— Надень на меня ошейник, хозяин.
Дважды обмотав вокруг ее шеи веревку, Турнус завязал ее узлом.