Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Во-первых, она должна быть умеренной. Потому что гиперконцептуализация и впрямь всегда сродни теории заговора.
Во-вторых, она должна не быть упрощенной. Слишком многим сейчас хотелось бы свести проблемы нашего невероятно сложного мира к примитивной концептуализации.
В-третьих, она должна быть профессиональной. Именно ложная концептуализация, гиперконцептуализация, концептуальный примитив привлекают дилетантов больше всего. Используя русское выражение, можно сказать, что они «садятся на такую концептуализацию, как мухи на мед».
В-четвертых, она должна быть совместимой с позитивистской аналитикой. Она должна дополнять
В-пятых, она должна оперировать адекватными сути происходящего понятиями. А не идеологемами, выдаваемыми за понятия. Именно в связи с тем, что концепты от идеологем отделяет очень тонкая грань, эту грань ни в коем случае нельзя размывать.
Оговорив такие общие условия применимости и результативности концептуальной аналитики, я перехожу к рассмотрению различных систем понятийных координат, которые концептуальная аналитика может использовать для понимания сути интересующих ее явлений.
На сегодняшний день можно говорить всерьез о нескольких – в существенной степени взаимоисключающих – системах понятийных координат. Только рассмотрев все эти системы (или хотя бы самые востребованные из них), можно сделать осознанный выбор в пользу той системы координат, которая наиболее адекватна реальности. К сожалению, самая очевидная (и очевидным образом близкая к реальности) система подобных координат по загадочным причинам не используется в подавляющем числе случаев.
Однако перед тем, как рассмотреть используемые в концептуальной аналитике системы понятийных координат, целесообразно дополнить общие методологические соображения и базовые методологические критерии основными аргументами в пользу применения концептуального метода. Таких аргументов два.
Первый аргумент заключается в возможном наличии у рассматриваемых явлений «первопричины» – не афиширующего свое присутствие «субъекта воздействий», использующего явления в соответствии со своими целями.
Советский поэт Маяковский писал: «Если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно». Беря на вооружение эту поэтическую метафору, можно сказать, что если террористы что-то взрывают, экстремисты кого-то на что-то провоцируют, сепаратисты рвут на части те или иные страны, то «это кому-нибудь нужно». Причем не только самим террористам, экстремистам и сепаратистам, но и неким силам (нетранспарентным субъектам), для которых террористы, экстремисты и сепаратисты – лишь средства, инструменты и не более того. Средства чего? Инструменты в чьих руках? Можем ли мы считать анализ средств и инструментов исчерпывающим, не дополнив этот анализ ответом на вопрос о субъектах, использующих средства и инструменты в определенных целях?
Да, существует ложная и незамысловатая теория заговора, творцы которой выдают за субъекты абстрактные злые силы. Но разве наличие ложных ответов на крайне актуальные вопросы должно быть препятствием для поиска ответов истинных? Порою начинает казаться, что ложные ответы даются именно для того, чтобы скомпрометировать саму идею аналитики субъектности, аналитики закрытых элитных групп.
Казалось бы, есть очевидное различие между дающей ложные ответы конспирологией, этой разновидностью псевдонаучного фэнтези, и ответственным исследованием элит. Элитных субъектов, элитных конфликтов, элитных проектов – всего того, что еще в эпоху Киплинга было названо «Большой Игрой».
Аналитика Игры не имеет ничего общего с конспирологией. Она, в отличие от конспирологии, предельно конкретна и доказательна. Рассматриваемые ею субъекты – как и проекты, которые эти субъекты реализуют, – предельно очевидны для специалистов по социологии и истории. Разного рода элитные игры, в которых террористы, сепаратисты, экстремисты являются лишь фигурами на великой шахматной доске (термин американского эксперта З.Бжезинского), изучены в сотнях серьезных, строго научных, объективных и конкретных исследований, не имеющих ничего общего с одиозной конспирологией.
Специалисты по играм, ведущимся с использованием террора, сепаратизма и экстремизма, знают не понаслышке о том, что за спиной террористов, сепаратистов и экстремистов стоят конкретные масштабные силы.
Эти специалисты понимают, что без анализа подобных сил нельзя дать прогноз действий тех антигероев, чье поведение, при всей его вызывающей дерзости, полностью лишено того, что называется «стратегической» или «проектной» субъектностью.
Но о какой практической полезности можно говорить, если аналитика не в состоянии обеспечить адекватный прогноз? Именно стремление к практической полезности диктует специалистам желание понять, кто стоит за спиной террористов, экстремистов и сепаратистов. Понять, в какой игре и с какими целями задействованы эти зловещие марионетки.
Но предположим даже, что нет никаких закрытых элитных групп, нет никаких нетранспарентных (или не до конца транспа-рентных) субъектов, стоящих за спиной террористов, сепаратистов и экстремистов.
То есть, конечно же, они есть, – и это понимает любой практик, обладающий достаточным опытом. Но для того, чтобы дополнить первый аргумент в пользу концептуальной аналитики вторым, полезно применить процедуру элиминации. То есть предположить, что никаких нетранспарентных субъектов нет. И спросить себя, нужна ли в этом случае концептуальная аналитика? Или же в этом случае достаточно аналитики позитивистской?
Оказывается, что и в случае отсутствия нетранспарентных субъектов концептуальная аналитика абсолютно необходима. Потому что есть процессы. И даже не будучи обусловлены интересами неких (предельно конкретных!) масштабных сил, интересующие нас явления не перестают быть обусловлены той или иной процессуальностью.
В этом и состоит второй аргумент в пользу необходимости концептуальной аналитики, а значит, и внешних по отношению к явлениям систем понятийных координат.
Предположим, что общество состоит из таких-то и таких-то структур (а оно ведь всегда состоит из каких-нибудь структур!).
Предположим, что между этими структурами возникает своего рода «социальное трение» (а как оно может не возникать, если структуры, будучи структурами общества как целого, находятся во взаимодействии?!).
Что если определенные явления, в том числе и явления, нас интересующие, являются продуктами подобного социального трения?
Что если нет никаких нетранспарентных субъектов, но есть трение, порождающее интересующие нас явления?
Можем ли мы тогда анализировать эти явления в отрыве от социального трения как того, что их порождает? Конечно, не можем. Точнее, можем, но с существенными издержками. Что-то мы поймем и не вводя в рассмотрение это самое социальное трение. Но что-то упустим. И наши упущения могут привести, коль скоро речь идет об оговоренном выше круге явлений, к трагическим последствиям.