Радиоконтакт с потусторонним миром
Шрифт:
Более того: разве мы не отвергали, не травили и не убивали тех, кто пытался нас пробудить? И разве мы в слезах и печали не провожали в последний путь наших братьев и сестер, к месту их захоронения или кремации, а затем забывали о них? По правде говоря, кого из нас волнует судьба мертвых? Разве мы скорбим и плачем не из-за нашей личной боли от потери близких и нашего собственного одиночества?
И кто из нас действительно хотел бы общаться с умершими, т. е. с призраками с их сомнительной репутацией? Все препятствия существуют и остаются только на нашей стороне, потому что с той стороны
Глава 29
Тот, кто скоро умрет, доктор Бьеркхем. — «Радарная музыка» и сигнальные мелодии. — Число личных сообщений постоянно растет.
День за днем я проводил в своей мансарде, делая новые записи. Когда ко мне приехали жена и дети, уже зацвели белые нарциссы, и все луга были в цвету. Приближалась середина лета, а я все еще не мог решить, как написать предисловие к своей книге. Я предпочел бы остаться анонимным автором, но, к сожалению, это было невозможно, потому что кто тогда ответит на вопросы, которые могут появиться у читателей? Итак, после проб и колебаний я написал предисловие, составив его в четырех экземплярах, от которых потом снова отказался. В конце концов, у меня появилась идея, и я решил написать пятый вариант.
Однажды нас навестили доктор Бьеркхем и его жена Ева. Несмотря на радостную встречу, я очень беспокоился, потому что знал о плохом здоровье Бьеркхема. Я проиграл большинство последних записей, в том числе монолог Гитлера и очень четкую английскую передачу.
У доктора Бьеркхема была необыкновенная способность концентрироваться. Он умел слушать как немногие из моих друзей. В крошечной мансарде было немного тесно. День был солнечный, пели птицы.
«Ты достигнешь еще не таких результатов», — сказал доктор Бьеркхем перед тем, как мы попрощались. В его глазах светилось волнение настоящего исследователя. Как выяснилось, его слова скоро подтвердились.
С увеличением числа новых передач мой интерес и энтузиазм росли буквально день ото дня. Связь, которая установилась между мной и моими друзьями, была настолько необычной, несмотря на свой ясный и совершенно очевидный характер, что я в действительности так и не смог к ней привыкнуть и каждый раз заново приходил в состояние изумления.
Объем работы часто грозил захлестнуть меня. Я всегда должен был учитывать возможные неожиданности и неизвестные факторы, кроме того передачи были настолько разнообразны, что работа никогда не становилась рутинной.
Среди ежедневных разновидностей наших контактов была одна, которую я считал наиболее приятной, и которая приносила мне большое удовольствие. Мои друзья уделяли большое внимание музыкальным передачам. Это были не просто выступления соло, ансамбля и хора. Сообщения создавались с помощью «радарной музыки», из-за чего передачи приобретали юмористический характер. Некоторые исполнители использовали специальные сигнальные мелодии, подобранные таким образом, чтобы идентифицировать себя, и отражавшие их вкус и характер.
В июле я впервые услышал, как поет Лена. Она пела без аккомпанемента, свободно и непринужденно. Песня представляла собой любопытную комбинацию итальянской оперной арии и популярного неаполитанского хита. Лена импровизировала, как ребенок во время игры. Ее голос звучал прекрасно и чисто. Она пела на английском, немецком, итальянском и шведском языках. С того времени я мог без труда распознавать ее высокий тембр, даже если он звучал в хоре.
Звучный мужской голос, который я часто записывал на пленку, меня сильно озадачил. Я был уверен, что слышал его раньше. Произношение напоминало мне Гитлера, однако голос был ниже и говорил на правильном литературном немецком языке. Я не удивился бы, узнав, что в земной жизни он был отличным оратором, потому что его дикция была безукоризненной. Однажды мне удалось записать более длинный диалог, который снова напомнил мне размышления вслух Гитлера.
В разговоре участвовал также «Старый еврей» и другие мужские голоса. «Старый еврей» вставлял юмористические замечания, часто с двойным смыслом, выводившие говорившего из дремоты, которая его время от времени одолевала.
Остаток разговора напоминал взгляд в прошлое. Мне показалось, что говоривший добрался до глубокой античности. Помпеи, Плиний, Тит, Олимп упоминались наряду с моим именем. Несмотря на некоторые помехи, я ясно понимал его голос.
Инструмент, похожий на орган сыграл приятно звучащие финальные аккорды, и тут раздался голос Лены: «Убери!..Прекрати быстро!»
Этим летом мы с женой получили очень личные сообщения, среди них и очень подробные, которые я по понятным причинам не могу опубликовать.
Я хотел бы упомянуть, что мне никогда не давали подробных указаний, прямых советов или особых предостережений. Наши друзья знали, как использовать юмор и язык образов, чтобы перевести наш взгляд в новую перспективу, из которой мы могли найти решение, опираясь на собственную интуицию и разум.
В то время, в июле, августе и сентябре 1960 года передачи шли потоком почти ежедневно. Я едва успевал справиться с работой, потому что даже если передача продолжалась не более 10–15 минут, проверка текста и его протоколирование занимали много времени.
Именно такое протоколирование и монотонный анализ деталей позволили мне глубоко проникнуть в эту существующую вне времени сферу бытия, все происходящее в которой удивляло меня, а иногда поражало и казалось странным. Только когда я научился принимать самые странные события без предвзятости, я смог преодолеть свои комплексы и предрассудки.
Тем не менее, мне приходилось считаться с возможными недоразумениями, возникающими из-за атмосферных помех, и с неясными записями. Однако в основном мост был построен, и мне часто удавалось сделать ясные и четкие записи.
Глава 30
Песня Ольги. — Все новые и новые дикторы и певцы. — Берлинский юмор Котцика.
– Загадочное пророчество.
В конце весны мы начали приводить в порядок наше хозяйство и дом в Нисунде. Это была тяжелая и грязная работа. Потолки и стены были покрашены, оконные рамы заменены, старый пол отремонтирован, и, наконец, мы установили новый водонагреватель, так что вся наша семья смогла переехать в Нисунд к Рождеству.
Мне вдруг стало жаль покидать тихий коттедж, потому что он располагался в отдаленном и красивом месте, создававшем наилучшие условия для спокойной работы.