Радиоконтакт с потусторонним миром
Шрифт:
«У вас были предположения, кто мог ее убить?», — спросил я через некоторое время.
Берндт кивнул: «Я подозревал, но не хотел верить. Янне славный парень, но когда я увидел его исцарапанное лицо, я все понял. Я надеялся, что он признается. Я так страдал от того, что тело Ригмор где-то в лесу, под дождем, возможно, ее терзают звери. Но, как вы знаете, все было не так».
Все остальное я знал. Газеты детально освещали все подробности трагедии. Жених признал свою вину в день похорон. Я знал, что действия Берндта в этом случае имели решающее значение.
Я также знал, что несмотря на свое горе, Берндт простил убийцу из сострадания. Ему было жаль молодого человека, который,
Отсюда открывался прекрасный вид на озеро, и можно было спокойно работать, наслаждаясь тишиной пейзажа. Я уже подготовил пленки с записями Ригмор и включил магнитофон. Я знал, что у Берндта отличный слух, благодаря его собственному опыту записи. И еще: Берндт знал, как легко можно принять желаемое за действительное, и поэтому был очень критичен к самому себе. Когда раздалось чистое сопрано, Берндт попросил меня повторить этот отрывок записи несколько раз. Он понял текст так же, как я его записал, но не был полностью уверен в том, что это Ригмор.
«Если она заговорит, я узнаю ее голос сразу», — задумчиво сказал он.
Когда сопрано появилось снова, Берндт пододвинул стул вплотную к магнитофону. После того, как я проиграл ему песню несколько раз, он полностью понял текст и задумчиво произнес: «Это «^аеіра» действительно похоже на диалект вестмен, может, это и правда Ригмор…».
«Подождите, — перебил его я, — сейчас будет запись за 21 июня». Берндт склонился над магнитофоном. Все его существо выражало предельную концентрацию. Я нажал на кнопку, и пленка начала вращаться. Когда мягкий женский голос произнес слово: «Попробуй», Берндт вздрогнул. «Еще раз!», — в его голосе звучало радостное изумление. Прослушав слово несколько раз, Берндт обессилено откинулся на спинку стула. Я уже знал, что он скажет, и радовался в ожидании этого.
«Это была Эйвор, — взволнованно воскликнул он. — Это был ее голос. Я точно знаю!»
«А теперь послушайте, что будет дальше», — заметил я, подходя к кульминационному пункту передачи. «Фред — это Ригмор Андерсон.». Я не знаю, сколько раз мы проиграли этот фрагмент, но ко второй половине дня оба мы совершенно вымотались.
«Что произвело на вас самое большое впечатление?" — спросил я Берндта.
«Живость голосов!» — не задумываясь, ответил он. «Конечно, и содержание тоже, но самое главное, это сами голоса. Сомнений нет. Мертвые живы!» «То есть, голос Эйвор не изменился?» - спросил я. «Совершенно не изменился. Скорее наоборот, он звучал живее, чем в последний год, когда она болела, но тембр остался прежний. И то же самое с Ригмор. Я больше всего счастлив, что они вместе». Берндт пообещал вернуться в следующую субботу. Когда мы прощались, он выглядел по-настоящему счастливым.
В течение следующей недели я целиком был занят записями. Большинство передач приходило вечером. Так как я жаворонок, то с раннего утра начинал проверять записи, сделанные накануне вечером. Дня просто не хватало. Никогда раньше я не получал таких длинных сообщений.
Они очень различались по громкости и четкости. Некоторые были очень ясными, но были и такие, где голоса накладывались друг на друга и говорили одновременно. Я получил и несколько личных сообщений от друзей из России, Эстонии и Палестины. Арне Фальк, например, передал послание в своей обычной поющей манере. Боевский, мой русский друг из Палестины, многократно повторил свое имя и фамилию. Он говорил по-русски, по-немецки и на идише. Наш шведский друг Гуго Ф., который умер в Нисунде у меня на руках, внезапно вступил в разговор и отчетливо выкрикнул по-немецки и по-шведски: «Добрый вечер — ты устал!»
И сразу после этого появился голос моей матери, которая крикнула мне: «Фридель, ты очень устал!» Действительно, было уже очень поздно, а я целый день напряженно работал. Кстати, Лена постоянно предупреждала меня не работать ночами.
Причина была не только в том, что переутомление отражается на слухе и нервах, но и в том, что теряется способность объективной оценки. В тот же день, 28 июня, я записал странную фразу, произнесенную пожилым мужчиной, которая в переводе звучит следующим образом: «Ригмор после плоти (имеется в виду ее физическое тело) живется лучше». Этот голос я никогда раньше не слышал.
На следующий день произошла очень интересная вещь. Как читатель, наверное, помнит, я часто рассказывал о роли своей помощницы Лены. Ее вклад действительно уникален и бесценен. Без нее радиоконтакты были бы невозможны, а так как она еще и делала важные сообщения через микрофон, то именно ей принадлежит ведущая роль в строительстве моста между мирами.
Хотя я находился в контакте с Леной практически ежедневно в течение восьми лет, я до сих пор не могу однозначно определить ее голос. Вечером 29 июня я получил очень длинное сообщение. Говорили несколько друзей, в том числе Гуго Ф. Передача носила личный характер. Внезапно известный мне женский голос громко и отчетливо произнес на ломаном немецком с явным русским акцентом: «Ты слышишь мнение мертвых». А потом она сообщила мне, кем была Лена при жизни.
Это стало приятным сюрпризом, но в то же время меня немного озадачило то обстоятельство, что многие мертвые меняют свои имена после смерти. Что касается Лены, я сохраню здесь ее псевдоним. При жизни она была зрелой и высокодуховной личностью. Все ее существо излучало доброту и искренность, точнее я не могу этого выразить. Несмотря на свою тонкую восприимчивость и дар ясновидения, у нее была практическая жилка и ей удавалось отлично справляться с мрачной действительностью Советской России того периода. Ее мать была русской, отец шведом. Лена вышла замуж за одного из моих друзей детства в Одессе, а после того, как я уехал из России в 1925 году, все контакты с ней оборвались. Я слышал только, что она развелась с мужем по политическим причинам, но ничего не знал о ее дальнейшей судьбе.
1 июля я получил серию интересных сообщений. Женский голос подробно рассказывал о Ригмор. Кроме всего прочего, он сообщил, что Ригмор получила проводника, который обучает ее немецкому языку, и что самые большие проблемы для нее остались позади. Через некоторое время зазвучал голос Ригмор. Она радостно пела по-шведски: «Пелле — Ригмор! Пелле сражается с радио — Пелле? Ты можешь помочь моему отцу?».
Я был потрясен. Молодая женщина, убитая совсем недавно, пела весело и даже задорно. И это называется смертью?
На следующий день, в субботу 2 июля, пришел Берндт. Когда я проиграл ему запись мужского голоса, спокойно произнесшего: «Ригмор после плоти живется лучше», Берндт воскликнул: «Это мой отец, он недавно умер!»
Когда запела Ригмор, Берндт придвинулся к магнитофону, его глаза сияли: «Это Ригмор, ее голос, я узнаю его!».
Я был особенно доволен тем, что Берндт понял текст полностью, и мне не нужно было подсказывать ему заранее. Ему даже удалось понять из контекста значение немецких, русских и итальянских слов. Всю вторую половину дня мы провели у магнитофона. Перекусив немного, мы решили вместе провести сеанс записи. Я включил радио, и контакт сразу пошел.