Радиус 227

Матюшенко Артем Юрьевич

— Фирсов, уйди с глаз моих, а то тоже арестую! Тебя, только за одну избитую физиономию в душегубы записать можно.

«Да, ситуация, врагу не пожелаешь!»

Сидя в клетке сваренной из арматурного прутка уже четыре часа, рассуждал Димка.

'Ну да, дома не ночевал и алиби нет. Ну почти нет, не хотелось бы Ирину подставлять. Да еще и комендант сдал, что Раиса пару раз ко мне приходила, ну с другой стороны зачем ему очевидное скрывать, не он так другой бы рассказал, ее многие в общаге видели. Правда вчера никто не видел как она в общежитие

заходила и выходила… ну или я ее мертвую выносил. Опять же если теоретически предположить, что зашла раньше десяти часов незамеченной, то как вышла? Я ее труп в окно скинул и сам выпрыгнул со второго этажа, так там следы ног должны были быть и ее кровь.

Нет, даже если Ирину не подставлять, если совсем без алиби. Ну нет у меня его, допустим гулял всю ночь? Ага, с Раисой и гулял скажут, а потом поссорились и в ярости убил? Тащили-то ее, почти от общаги. Майор говорит, что ее истязали перед смертью, то-то все лицо сплошная корка кровавая. Кому она дорогу перешла, чтобы так измываться или правда маньяк в Асино объявился? А если ее из-за меня убили, то кто? Пантелей? А смысл в чем, просто запугать чтобы от своих показаний отказался? Ерунда полная. Тот бы письмо отправил и велел прийти куда напишет, а там уже по ситуации, если бы убили то обоих. Зачем ему девушку пытать, которую я всего несколько дней знаю? Выходит, я тут вовсе не при чем?

Ох, бля! А ведь у меня монеты в рюкзаке, целый килограмм, что уже подозрительно. А еще и пистолет! Ничего же не успел спрятать, дебила кусок! Если обыск будет, то сразу найдут и еще вопросов прибавится. Двери-то я запер и ключ в кармане лежит, но у коменданта запасной есть, если захотят то откроют.'

— Ну что, надумал?
– вышел из кабинета Майор Прокопенко, — Будешь чистосердечное писать?

Димку снова завели в кабинет начальника, где он сам проводил с задержанным первоначальный допрос. Там у окна стоял давешний лейтенант, а в угу на табурете сидел плотный широкоплечий сержант с лицом на котором не отображалось ни капли интеллекта.

— Решай сам, Ковалев, или по-хорошему все рассказываешь, или тобой Никифоров займется.
– при этих словах сержант выдернул резиновую палку из кольца на поясе и увесисто, со значением похлопал ей по широкой ладони.

— Я вам, товарищ майор, все что знал рассказал, а избиение и другие методы пыток запрещены в нашей стране.

— Вот как ты запел?
– прищурился майор, — А ты в курсе, что слишком умных нигде не любят?

— Не знаю, -пожал плечами парень, -если к дуракам попадешь, так действительно, могут невзлюбить, а с умными людьми всегда можно общаться без применения грубой физической силы.

— Чего? Ну ты борзый!
– даже раскраснелся от таких слов Ленин, — Лейтенант, наручники на подозреваемого оденьте и допросите, еще раз, повдумчивее!

«Бить, точно будут! А толку? На себя убийство взять меня не заставят, у меня болевой порог вдвое выше, да и не в застенках гестапо, вытерплю. Главное, чтобы не переусердствовали, а то уйду на возрождение из-за этой дурацкой ситуации. Да и потом, как тут снова появляться, если труп мой на местном кладбище похоронят? Да не, что-то сам себе нагнал, люди еще советской закалки, ну самое большое, это вон дубинкой настучат по почкам. Переживем!»

Когда Димку только усадили на старенький табурет посреди комнаты, сковав руки за спиной стальными браслетами, у дежурного зазвонил телефон.

— Владимир Ильч, это вас!
– крикнул офицер своему начальнику не выходя из дежурки в приоткрытую дверь кабинета, — Подойдете или на кабинет переключить?

— Позже, пусть перезвонят!
– отмахнулся Прокопенко, — Занят я.

— Это срочно, из городской администрации, возьмите пожалуйста!

— Ну?
– раздраженно взял трубку старенького телефона Прокопенко.

— Каральки гну! Ильич, отпускай Ковалева!

Телефон был старым, с чуть дребезжащей мембраной, но Димка хорошо слышал и голос Смирнова доносившийся из трубки.

— С какого перепугу его отпускать? Он у нас пока, единственный подозреваемый!

— Уже не подозреваемый, алиби у него.

— Алиби?
– глянул на Димку майор прищуренными глазами, — Надо проверить, что там за алиби и кто его выгораживает.

— Ильич, мля, хватит из себя Пинкертона строить, говорю — отпускай парня, железное у него алиби, которое я уже проверил! Или тебе, моего слова не достаточно?

— Ладно, понял тебя, Иван Васильевич, отпускаем.
– устало и чуть обиженно сказал начальник горотдела и положил трубку на аппарат. — Федоров, снимай с него браслеты, пусть катится!

— Владимир Ильич, но ведь все факты против него?
– почти заныл молодой лейтенант.

— Ты слышишь плохо или погоны жмут?
– майор строго глянул на своего подчиненного и вышел из кабинета, утирая пот платком.

Федоров красный от полученного втыка, сопя снял браслеты и тоже молча удалился. Один только звероподобный сержант, спокойно, но немного разочарованно сунул в держатель свою дубинку. Оставшись сидеть, прикрыв глаза привалился спиной к стене, полностью игнорируя недавнего задержанного.

Димка пожал плечами и потопал по коридору к выходу, он даже вежливо попрощался с пожилым старлеем сидящим в дежурке, можно сказать, отчасти благодаря ему и его настойчивости, он не отхватил сегодня люлей по почкам. Вышел на улицу, где хоть и было всегда пасмурно, но все одно — намного светлее чем в милицейском помещении, поэтому не сразу увидел Ирину, стоящую у куста сирени, метрах в тридцати от входа.

— Извини, заходить не стала и так пришлось к Смирнову идти. Не били хоть?

— Нет, Ир, не успели.
– он хотел поцеловать девушку в губы, но она чуть повернула голову, но в щечку себя поцеловать позволила, — Спасибо тебе большое, я про тебя не хотел говорить. Да и все равно, отпустили бы, не я же ее убил.

— Ох, Дмитрий, ну как ребенок! Чувствую, еще десять раз пожалею, что с тобой связалась! Иди давай домой, я на работу побежала.

— Тогда, до вечера?
– спросил ей уже в спину Дмитрий, — Я на работу заходить к тебе подойду.

— Не надо приходить, я сегодня до двадцати двух дежурю.

— Тогда у больницы ждать буду, провожу.

Она остановилась, раздраженно повернулась, видно хотела ответить что-то резкое, но вновь увидев его глуповатую улыбку, только вздохнула и пошагала прочь.