Радиус взрыва неизвестен
Шрифт:
— А если не за что?
— Вот болван! С тобой говорить, что лбом стенку пробивать. Что, ты сказок не знаешь? Дай ему три задания, да помудреней, вот и все.
— Ну да, — усомнился Коночкин, лучше знавший сказки. — Иванушка-дурачок после каждой задачи становился сильнее, да ему еще и сама дочка волшебника помогала…
— Дочку я отошлю подальше. Кстати, уже вузовская практика начинается. Главное, чтобы его в городе не было. Зашли его куда-нибудь в Тьму-Таракань, а то он и в самом деле Виолу смутит. Она уже пристала вчера ко мне с ножом к горлу: за что я его из дому выгнал.
— Он у вас был?! — ревниво вскрикнул Коночкин. — Ну ладно! Он у меня достукается!.. — И вдруг оживился: — На первый выговор он уже наскочил. Я ведь ему дал задание по Мылотресту, а он кинулся к тебе.
— Вот и хорошо! — обрадованно сказал Сердюк. — Да запиши покрепче, чтобы потом никакая комиссия не могла придраться, — великодушно посоветовал он. — У меня вот так-то появилась одна практиканточка с критическим характером, так я ее загнал в Камыш-Бурун скалькулировать экономическую целесообразность строительства мельницы, а там на сто верст вокруг ни кино, ни танцев. Она у меня живо в Москву убежала!
— Правильно! Я его туда же к рыбакам загоню. Пусть покачается на море — может, помягче будет.
— Ты не умягчай, не умягчай шибко-то! — снова испугался Сердюк. — Ты ему сначала одно срочное задание, и через день — выговор. Потом другое. И, как несправившегося с заданиями редакции, — долой! Ты делай быстрее, это тебе не практиканточка, я его видел. Пусть садится на серого волка и едет отсюда к чертовой матери!
Коночкин вздохнул еще раз, но это был уже вздох облегчения. Сердюк, как опытный руководитель, умел отделываться от неугодных работников. Его совета стоит послушаться. Да, так, пожалуй, будет лучше для всех. И надо сделать это до возвращения редактора из отпуска. А то, чего доброго, этот Чащин доберется и до Голубцова, а там поди знай, что тот может сделать. Если бы вместе с Чащиным свалить и Голубцова да самому стать редактором… Но это пока невозможно.
И Коночкин принялся писать приказ. Чащина надо было убрать по многим причинам. Даже из-за Виолы. Тут Сердюк тоже прав…
Временами Коночкин начинал тяготиться постоянной правотой своего старшего друга и наставника. Тогда ему очень хотелось, чтобы Трофим Семенович сломал себе шею. И сразу кончились бы и поучения старого бюрократа и рабская зависимость от него, столь надоевшая Коночкину. Даже Виола оказалась бы куда ближе.
Конечно, еще вопрос, пойдет ли Виола замуж за Ивана Коночкина, если даже папаша «погорит». Скорее всего, Ивану Коночкину легче заполучить Виолу именно из рук папаши, отцу-то она противиться не станет. Но порой Коночкин затаивал такие мстительные мысли, что готов был ко всему, даже к утрате своей мечты о Виоле, лишь бы Сердюк сломал себе шею.
А между тем новой своей карьере в качестве начальника Мельтреста Сердюк был обязан единственно хитроумию Коночкина. Да и опекал Сердюка Коночкин непрестанно.
Это диалектическое противоречие сложилось не сразу. Было время, когда товарищ Коночкин, директор средней женской школы, глядел на Трофима Семеновича только снизу вверх: отец его лучшей ученицы был тогда начальником главка. Главк находился в столичном городе республики, в том же городе находилась и школа, в которой директорствовал Иван Иванович. Но директор школы лишь в крайнем случае и только по школьным делам мог навестить Сердюка, столь высоко было положение последнего. И когда закоренелый холостяк — директор школы — остановил свой взгляд на ученице старшего класса Виоле Сердюк, он понимал, что находится от своей цели столь же далеко, как неумелый скалолаз от вершины Казбека.
Сказать о своих чувствах Виоле он не мог, представляя, каким станет посмешищем для всех школьниц. Завысить оценки в аттестате зрелости тоже не мог, — девушка и так заканчивала школу с золотой медалью. Оставались только советы умудренного опытом человека, но наша молодежь не очень любит прислушиваться к старшим. Да и что он мог ей сказать? Виола лучше его знала, в какой институт пойти и что делать, если не пройдет по конкурсу. Все эти девчонки и мальчишки были поражены и восхищены идеей, что крайне нужны государству, что на них надеется правительство: только что возник грандиозный план покорения целинных земель, и дело это поручали комсомолу. И Ивану Ивановичу оставалось лишь навещать товарища Сердюка с профилактическими целями: предупредить, чтобы не позволял дочери — звезде школы — уехать на целину. Пусть уж идет в какой угодно институт…
Но, став домашним советником начальника главка, Иван Иванович нечаянно обнаружил смятение в душе того, кого почитал образцом твердокаменности. Немного времени понадобилось наблюдательному директору, чтобы уяснить: новые веяния пугали и самого товарища Сердюка. В главках и в министерствах шли громкие разговоры о том, что пора перестраивать промышленность. И хотя Сердюк работал в легкой промышленности, на которую, казалось, большого внимания не обращали, однако в разговорах все чаще проскальзывали зловредные идейки, что главк никому не нужен, что пора приблизить руководство к производству.
Находясь в смятении, Трофим Семенович рад был любому проявлению добрых чувств. Директор школы, беспокоившийся о судьбе его дочери, пришелся Трофиму Семеновичу по сердцу. Трофим Семенович пригласил Ивана Ивановича бывать запросто.
Тут-то Иван Иванович и нашел способ не только сблизиться с Трофимом Семеновичем, но и дать ему самонужнейший совет.
Виола и не подозревала, что ее судьба уже решена людьми, собиравшимися по вечерам в уютной квартирке Трофима Семеновича. Трофим Семенович давно похоронил жену, да так и остался вдовцом ради спокойствия дочери. Поэтому Виола считала своим долгом образцово ухаживать за отцом. Она с удовольствием исполняла роль хозяйки дома, тем более что ей, школьнице, нравилось почтительное обхождение директора школы, делавшего вид, что она уже взрослая. К разговорам мужчин она не прислушивалась. Впрочем, они старались выбирать для совещания такое время, когда Виола уходила в свою комнату готовить уроки. Ведь она собиралась в самый интересный институт — радиосвязи, — а туда просто с хорошим сочинением по русскому не пройдешь! Там нужно понимание физики.
В один из таких вечеров Иван Иванович и подал Трофиму Семеновичу спасительный совет:
— А почему бы вам, Трофим Семенович, не опередить свое время? — задумчиво спросил он, покуривая сигарету и поглядывая на полную рюмку, стоявшую перед ним на микроскопическом блюдечке-подставке, чтобы нечаянно капля не упала на плюшевую скатерть.
— Годы не те! — вздохнул Трофим Семенович, однако с удовольствием вспомнил прошлое, когда именно опережал время.
Каким бы, иначе, способом мог он достигнуть нынешней высоты? Было время, когда он трудился бригадиром вальцовой мельницы. Институтов разных, как говорится, не кончал, но и умом родители не обидели. В те годы Трофим Семенович был известен как рационализатор, человек, научившийся обгонять время. Молодого работника заметили, поощрили, послали учиться, — правда, не в институт. Но разных курсов и семинаров Трофим Семенович окончил достаточное количество. Никого не удивило, когда его выдвинули директором той самой мельницы, на которой он начинал свою трудовую деятельность. Люди у нас благодарны за каждый трудовой подвиг и даже просто за хорошую и умную работу, поскольку все мы стараемся работать отлично, размышляя не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Молодость и смелость Трофима Семеновича позволяли ему не останавливаться на достигнутом. Зная досконально свое производство, он и директором стал внимательным, умным. Естественно, что старшие товарищи, наблюдавшие за ним, поверили в его недюжинные силы. И он стал понемногу продвигаться по служебной лестнице.
Теперь уже трудно сказать, когда вступили в противоречие его недюжинная энергия и малая культура, о росте которой он не заботился.
Эту слабость будущего тестя Иван Иванович отчетливо чувствовал. Но постольку, поскольку он сам стремился повыше к солнцу, то завидовал умению Трофима Семеновича захватывать теплые места, не обладая особыми достоинствами. Коночкину и в голову не приходило, что без знаний и таланта на таком высоком посту держаться трудно: то жарко, то холодно, да и ветерок там насквозь продувает. Этого он еще не знал, потому и завидовал без меры.