Радость моих серых дней
Шрифт:
– Прости, Тихон, утомилась, просмотрела, – оправдывается женщина.
– Да что ж с тобой сделаешь, – рычу я, а сам мыслями уношусь домой.
Заждалась меня девчоночка. Как бы не перепугалась, что бросил её, и в лес не ушла.
– Заходи в гости, Тихон! – бросает на прощание Наталья.
– Будет время, зайду. Как всегда.
Она тепло смотрит на меня, надеется, зараза, что однажды позову её с собой. Не осуществимо.
Домой я практически бегу, зимние сумерки упрямо покрывают землю, и сердце моё не
Ещё издали слышу, как Полкан скулит под дверью, бросаю вещи в снег и распахиваю дверь. Но даже самые худшие мои опасения оказываются лучше действительности.
Глава 7
Она.
Я неуверенно улыбаюсь рыжему.
– Здравствуйте, хозяйка, – удивляется тот. – Вот уж чего не ожидал, того не ожидал.
– Здравствуйте, – рассеяно отвечаю, не зная, что говорить и нужно ли. – Вы к Тихону?
– Конечно, милая девушка, – он смеётся, – приехал на праздники к другу, чтобы не заскучал, а он, смотрю, и не скучает! В дом пригласите?
– Заходите, – ахаю я. – Вы же устали с дороги!
Суечусь, разогреваю обед, который превращается в ужин, и попутно слушаю гостя. Хотя… Какого гостя? Мы оба тут гости в ожидании хозяина.
– Меня Виктор зовут, а вас?
– Меня зовут Севиндж.
– Красивое имя. Откуда ты?
Я теряюсь. Сказать правду? Боязно. Я же совсем его не знаю.
– Из Москвы, – отвечаю по последнему месту пребывания.
– Ого, – присвистывает он. – Далеко тебя занесло. И когда Тихон в Москву за таким сокровищем успел сгонять?
Я вежливо улыбаюсь, но вопрос игнорирую.
– Вы кушайте, а то стынет. Сегодня холоднее в доме, не успеваю печь топить.
– Тихон на обходе?
– Да.
– Ну не скоро ещё придёт, – усмехается рыжий, и мне чудится, что недобро осматривает меня.
– Обещал к обеду вернуться, – говорю, – видимо, задержаться пришлось.
– Видимо, – соглашается со мной и налегает на еду.
А ещё больше – на выпивку. Я догадываюсь, что и по пути согревался.
– Расскажи-ка, хозяюшка, зачем подалась из шумного города в лес глухой?
– Я погостить приехала, на праздник, – вру я. Впервые в жизни!
– Молодец. – хвалит, глядя маслеными глазами. – Тихон стоит того, чтобы приехать за ним в глушь. Прыткая ты девчушка, я вижу.
– Я не понимаю, о чём вы.
– Да не строй из себя дуру! Не понимает! – он смеётся. – Хлопаете тут все глазами, изображая невинность, а на самих пробы негде поставить.
– Вы устали с дороги, – твержу я, – нам лучше прекратить разговор. Мне не нравятся ваши намёки.
И откуда силы взялись перечить взрослому мужчине? Где воспитание? Но я отталкиваю непрошеные мысли из головы, знаю, что в случае чего не справлюсь с таким бугаем.
– Извините,
– Хорошо, – с облегчением выдыхаю я.
Он заваливается на постель прямо поверх покрывала, а я становлюсь мыть посуду: заливаю её кипятком из чайника, наполняю и ставлю на электрическую плиту свежий. Водопровода в доме нет, как и газа. Хорошо ещё, что электричество подведено!
За весёлым шкварчанием чайника я не слышу других звуков.
Не слышу, что гость прекратил сопеть в подушку, что старая кровать легонько скрипнула, не слышу звука шагов по древним половицам.
Выключаю чайник.
Внезапно меня сбивает с ног нечто безумное, тяжёлое и неуправляемое. На лице рыжеволосого мужчины больше нет доброй улыбки, теперь там скорее – хищный оскал. Злой, искорёженный, вгоняющий в тоску смертную. Тоску о несбывшихся надеждах и порушенных планах. Тоску о моей жизни.
Я кричу и пытаюсь выкарабкаться из-под его тяжести, но терплю поражение. На улице безумствует Полкан. Хочет прекратить насилие жестокое, да только нет у пса рук, чтобы дверь отворить тяжёлую.
Виктор тяжело дышит и всё сильнее вжимается в моё тело, шарит одной рукой, свитер задрать пытается. Дотянуться до груди жаждет и сорвать грубой лаской целомудрие.
Тоненько подвываю, вторя Полкану, когда жёсткая рука накрывает мою голую грудь. Стыдно, страшно и противно. Почему мне так не везёт? Чем я Бога своего прогневала? Свято верила, не гуляла, берегла себя для мужа, нарядов вызывающих не носила – а словно меткой Его отмечена все беды с лихвой за срок короткий испытать.
А рука скользит, словно змея мерзкая, липким страхом меня опутывая, всё дальше, ниже. Знаю, чего хочет. Стянет с лёгкостью штаны хозяйские. Больше преграды никакой не будет, лишь одна – плёнка тонкая, сокрытая внутри моего тела.
Рука тянет по коже грубую ткань, и я захожусь в рыданиях. Не так я думала случится: если не по любви, то по достоинству и большому уважению. Не случайно. Не насильно!
Дверь о стену ударяется. С силой яростной, такой, что щепки летят. Ураган налетает на моего мучителя. Тёмный и страшный. Ошалелый. Одичавший в миг, стоило картину жестокости в своём доме увидеть.
Я закрываю глаза и плачу. Тихо, почти неслышно. Пока весь мир вокруг громыхает, пока звенит посуда. Пока шум не стихает.
Чувствую прикосновения невесомые: тело моё прикрывают руки заботливые, горячие и безопасные. Берут меня и с пола отрывают. Как пушинку. Словно и не вешу ни грамма.
А, может, и не вешу. Может, умерла со страху. Может, лишь душа моя плачет над остывающим телом.
Боюсь глаза открывать и проверять.
Глава 8