Рак
Шрифт:
– Знаю, - сказал Жак, - но я был на самом сквозняке и загораживал вас собой, поэтому вы и не заболели.
– Чепуха, - сказал дирижер.
– Впрочем, ты всегда был привередой.
–
– Уволить бы тебя, - сказал дирижер.
– С такими, как ты, невозможно работать, все тебе не так.
– Да я чуть не загнулся!
– сказал Жак.
– Хватит, - сказал дирижер.
– Я тут ни при чем. Когда ты сможешь играть?
– Не знаю, - сказал Жак.
– Я еле держусь на ногах.
– Ну, это уж слишком, - сказал дирижер.
– Так не работают. Я возьму на твое место Альбера.
– Заплати мне за два последних выступления, - сказал Жак.
– Я должен отдать деньги за квартиру.
– У меня нет с собой, - сказал дирижер.
– Пока. Я пошел к Альберу. У тебя несносный характер.
– Когда ты мне заплатишь?
– спросил Жак.
– Да заплачу, заплачу!
– сказал дирижер.
– Я пошел.
Жак, прикрыв глаза, водил пальцами по лбу.
VII
Маленькая спиртовка так воинственно гудела, что вода в алюминиевой кастрюле дрогнула. Конечно, для такой слабой спиртовки воды было слишком много, но Жак терпеливо ждал. Он сидел, глядел в воду и от нечего делать упражнялся на гнус фистуле. Он все время не дотягивал си-бемоль на два сантиметра, но наконец дотянулся, взял ноту и раздавил ее пальцами, довольный своей победой. Навык вернется!
Но пока что вернулась только головная боль, и он перестал играть. Вода закипала.
– Посмотрим, - подумал он, - может, окажется и больше четырех килограммов...
Он взял большой нож и отрезал голову. Потом он опустил ее в кипящую воду со льдом, чтобы удалить все лишнее и получить чистый вес черепной коробки.
А потом умер, так и не доведя дело до конца, потому что тогда, в тысяча девятьсот сорок пятом году, медицина еще не достигла такого высокого уровня, как теперь.
Он вознесся на небо в большом белом облаке. Куда же еще было ему деваться!