Ракеты и подснежники
Шрифт:
– - Нет. Еще полтора месяца не исполнилось, как приехала.
– - О, медовое время!
– - А я ведь не удосужился узнать -- есть у вас жена?
– - Не имею счастья.
– - Почему?
– - вырвалось у меня.
Незнамов рассыпался смехом. Мне стало неудобно -- ляпнул, а мало ли что может быть у человека.
– - Уж коль вы задали такой вопрос, то расскажу восточную сказку... Мудрейший, всевидящий аллах создал на земле, как известно, сначала род мужской. Много лет прожили мужчины, испытывая трудности и лишения: добывали себе пищу, сами ее готовили, сами ухаживали за собой. И стало им невмоготу. Собрались они -- и к аллаху. "О всевидящий
– - Незнамов снова расхохотался, задорно, игриво, потом сказал: -- Разумеется, шутки все...
В коридоре, пока он раздевался, я, приоткрыв дверь в комнату, сказал Наташке, что не один -- с гостем. Ответив: "Сейчас", она заторопилась. Сухо скрипнули пружины кровати, хлопнула откладываемая книга. Так и есть --читала!
Незнамова я пропустил вперед и, представляя его Наташке, заметил, как смутилась она: то ли из-за беспорядка в комнате, то ли оттого, что платье на правом боку было заметно помято. Сдержанный румянец опалил ее.
– - Извините, пожалуйста...
Она бросилась наводить порядок, и, пока убирала с табуреток скомканные платья и другие вещи, Незнамов, бодрый, возвышенный, сыпал обычные в таких случаях вопросы о жизни, здоровье, делах.
– - Как видите, живем, -- распихав наконец вещи и переводя дыхание, обернулась Наташка.
– - Полутора месяцев нет, а кажется, целую вечность не была в Москве! Что там нового?
Незнамов принялся рассказывать. Держался он непринужденно, пересыпал свои сообщения шутками, анекдотами.
– - Гвоздем программы были французский театр и американский балет на льду. "Звезды" их прекрасны. О них не скажешь, как об англичанках, будто, мол, неизвестно почему у них дети рождаются красивыми... Кстати, были совместные выступления американского и нашего балета. Эксперимент удался, но после, говорят, артисты долго собирали осколки...
– - Осколки?
– - переспросил я.
Незнамов с довольным смехом качнулся на табуретке:
– - Разумеется, от разбитых сердец!
Брови его приподнялись, придав лицу игривое выражение. Он спросил:
– - Как всегда, женщин, очевидно, интересуют моды? Так вот, Дом моделей -- эта "смерть мужьям" -- по-прежнему твердо стоит на Кузнецком. И моды, наверное, за месяц резко не изменились. Немало новых фильмов появилось на экранах, особенно иностранных.
Наташка приободрилась, у нее не сходил с лица румянец. Я понял: и на нее Незнамов произвел хорошее впечатление. Она порывисто тряхнула головой, с обидой проговорила:
– - Зато мы здесь в солдатской казарме смотрим такое старье!
Поднявшись, Наташка пошла на кухню той горделивой строгой походкой, в которой угадывалось желание понравиться. Я заметил -- Незнамов бросил ей вслед мгновенный взгляд, скептическая улыбка чуть
– - Ничего не поделаешь. Женщины -- не мужчины: труднее привыкают к резкой смене обстановки!
Чай мы пили из граненых стаканов. Разговор зашел о спутниках, ракетах, о полете в космос человека. Незнамов несколько раз вставал с табуретки, ходил по комнате. Лицо у него теперь стало совершенно другим, чем вначале, когда он выкладывал нам столичные анекдоты и артистические сплетни: оно преобразилось, стало вдумчивым, глаза играли горячими искорками. Заложив руку за отворот кителя, он с увлечением рассказывал об этих полетах, о земной атмосфере. Наташка следила за ним, положив руки на стол. Но тут и я кое-что знал, немало читал, да и мне, ракетчику, небо и звезды гораздо ближе, чем анекдоты и столичные сплетни. И конечно же, в этом разговоре не остался в стороне: мой рассказ о серебристых облаках, о границе света и тишины поразил Наташку.
– - Неужели выше ее -- сплошная темнота, и там два человека, пусть находятся даже в метре, и -- разорвись!
– - кричат, все равно не услышат друг друга?
– - Она пугливо передернула плечами.
– - Мне страшно!
– - Да, Наташа, -- продолжал я.
– - Но есть более страшные, неотвратимые явления. Например, наша земля постепенно и безвозвратно теряет свою спасительную жизненную оболочку -- воздух, который утекает бесследно в незримую бесконечную даль, где царит вечный и страшный холод.
Кажется, я зашел далеко: Наташка погрустнела.
Незнамов сощурился, философски заметил:
– - Да-а, маленький, беспомощный человек. И в то же время -- великий, непостижимый, ибо только ему доступно открывать величайшие тайны природы!..
Незнамов оборвал фразу, будто на что-то наткнулся. Задумавшись, поднялся с табуретки. Руки его оттянули вперед лацканы расстегнутого кителя. Что-то театральное было в этом жесте.
– - Природа хранит много поразительного и загадочного, -- проговорил я, освобождаясь от дум и прерывая молчание.
Сделав два шага, Незнамов обернулся, скороговоркой бросил:
– - Не удивительно, не удивительно!
– - У меня, например, никак не укладывается в голове теория относительности Эйнштейна...
– - А разве укладывается бесконечность мира, существование десятка тысяч галактик помимо нашей?
– - Незнамов тряхнул головой, насмешливо взглянул на меня, но тут же посерьезнел.
– - Да, Альберт Эйнштейн... Великий из людей, кому человечество обязано неоценимым открытием. Последними, предсмертными словами этого сына Земли были: "Я-то здесь мое дело выполнил!" И он действительно выполнил его блестяще.
Достав сложенный квадратиком платок, Незнамов вытер лицо: запах духов разлился в воздухе. Этот запах был мне знаком. Он царил в комнатке Незнамова и в первый вечер наших занятий вызывал дурманящее состояние.
– - Эйнштейн для меня стал близким и понятным после того, как я познакомился с его жизнью.
– - Он медленно сложил платок, спрятал его.
– - Мне посчастливилось делать доклад о нем на физической конференции слушателей.
– - А скажите, неужели правда, что, если бы человек полетел со скоростью света и через несколько часов вернулся на Землю, у нас за это время прошло бы несколько десятков лет? И тот человек увидел бы своих близких глубокими стариками?
– - волнуясь, спросила Наташка и зачем-то поправила плечики платья.