Ралли
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Но когда ты это делаешь, все переворачивается с ног на голову, и прямо сейчас мне нужно стоять прямо. В этом есть смысл?
Чертовски разумно. Но это не значит, что я не разочарован.
— Я никогда раньше не была инициатором поцелуя, — ее голос стал таким тихим, что его было почти не слышно. Она была смущена этим? Ей не нужно было смущаться. Любой мужчина в здравом уме захотел бы поцеловать ее. Вероятно, никто и никогда не давал ей шанса проявить инициативу.
Подождите.
К черту мою жизнь. Я должен был догадаться об этом давным-давно. Все, что мне нужно было сделать, это быть рядом, когда она будет готова.
— Поцелуй меня, когда захочешь.
— Ладно. Спасибо. — Ее щеки порозовели.
Я провел костяшками пальцев по румянцу.
— Пожалуйста.
Она отпустила мою рубашку, разглаживая складку пальцами.
— Раш?
— Фэй?
— Спасибо, что причесал меня.
Я притянул ее к себе, уткнулся лицом ей в макушку и вдохнул ее запах. Она обвила руками мою талию, и мы прижались друг к другу.
Мы оставались так, прижавшись друг к другу, так долго, что ее волосы наполовину высохли, когда я, наконец, отпустил ее.
— Мы можем это сделать, правда? — спросила она. — Со Сквишем?
— Сквиш? — Я усмехнулся. Так она назвала ребенка? Мне понравилось. Очень.
— Ага. — На ее губах появилась улыбка, ослепительно белая и такая красивая, что у меня замерло сердце. Фэй прижала обе руки к животу.
Черт, я хотел поцеловать ее. Вместо этого я накрыл ее ладони своими.
— Привет, Сквиш.
Глава 22
Фэй
— Просто позвони ей, — рявкнула моя сестра, сидя за столиком напротив.
— Глория. — Я повторила ее тон. — Хватит.
Она закатила глаза.
— Ты ведешь себя так глупо.
— Если мама хотела поговорить со мной, она могла бы позвонить.
— Может быть, ей неудобно общаться с тобой, раз ты не разговаривала с ней два года.
Я усмехнулась.
— Значит, я должна сделать так, чтобы ей было удобно?
— Это телефонный звонок. — Она скрестила руки на груди и вздернула подбородок. — В этом нет ничего особенного.
— И еще раз повторю свою мысль: если это не так уж важно, то почему мама не может приложить усилия?
— Хорошо. — Глория всплеснула руками. — Тогда не звони ей.
— Хорошо, не буду.
Выражение ее лица было наполовину недовольным, наполовину нахмуренным. Это был тот самый взгляд, которым она смотрела на меня весь месяц, когда у нас возникали одни и те же усталые споры.
— Ты больше заботишься об этой забегаловке и Дасти, чем о нашей семье.
Я была не в силах продолжать эту тему.
— Ты — моя семья. Дасти — моя семья. Я люблю вас обеих.
— Ты не любишь маму?
— Нет. — Я никогда раньше в этом не признавалась. Ни Глории. Ни даже себе.
— Фэй. — Глория ахнула, и на ее лице отразилось потрясение. — Как ты можешь так говорить? Она наша мама.
Мама. Сейчас этот термин звучит совсем иначе, чем несколько месяцев назад.
Я собиралась стать мамой. И когда мой ребенок появится на свет и окажется у меня на руках, он или она будут любить меня безоговорочно.
Мне не нужно будет заставлять этого ребенка любить меня. Моя работа заключалась в том, чтобы все не испортить.
Мама потеряла мою любовь. И ничего не сделала, чтобы вернуть ее.
Предполагалось, что мы должны любить своих родителей. Мне казалось неправильным признавать правду. Но я не собирался притворяться, особенно в том, что касалось мамы. Чем скорее Глория узнает, что мосты были сожжены давным-давно, тем лучше. Особенно если учесть, что не я была тем, кто держал в руках спичку.
Пришло время, не так ли? Пришло время признаться?
Возможно, если бы Глория знала, что мои приоритеты изменились, что у меня многое впереди, она бы поняла, почему я не собираюсь открыто общаться с мамой. Не тогда, когда я рискую не только своим сердцем. Я рискую и сердцем своего ребенка.
Только через мой труп я позволю ей причинить ему такую боль, какую она причинила мне.
Я протянула руку через стол и накрыла ее ладонь своей. Она напряглась, как будто собиралась отдернуть ее, но я сжала ее.
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Что?
Я беременна. Я беременна.
— Я беременна.
У нее отвисла челюсть.
— У нас с Рашем будет ребенок. В апреле.
Стол скрывал мой живот, но Глория опустила взгляд, словно могла видеть мой живот сквозь его поверхность. Она подняла на меня глаза, затем снова опустила. Вверх и вниз, вверх и вниз. Она со щелчком закрыла рот, затем загнула пальцы свободной руки.
— Ты на четвертом месяце беременности. И я только сейчас узнаю об этом?
На ее лице отразилась обида.
— Прости, что не сказала тебе раньше.
— Так все остальные знают? Получается я человек, который узнает последним?
— Нет. Не многие знают.
Она высвободила свою вторую руку из моей хватки.
— Так вот почему ты съехала от Джастина?
— Да. — Когда я сказала ей, что переехала, она была так счастлива, что я навсегда покинула трейлер Джастина, что даже не спросила почему. А у меня не хватило смелости сказать ей, что он меня выселил.