Рандеву с Валтасаром
Шрифт:
— Вы сформулировали свое кредо предельно четко, — улыбнулся Дронго. — Может быть, мы продолжим наш ужин в каком-нибудь баре или открытом кафе? Вы знаете, куда мы можем поехать?
— Конечно, — кивнула она, — мы поедем на Плаца дель Сол, там столько интересных мест.
Дронго достал кредитную карточку, чтобы расплатиться. Чуть обернувшись, он увидел, что Планнинг все еще сидит на террасе со своей спутницей. Оба внимательно смотрели в их сторону. Дронго помахал им рукой, но оба отвернулись.
На проспекте было много
— Присоединяйтесь, — предложил Дронго, приподнимаясь со стула.
— Спасибо, — кивнул Георгий.
Он смотрелся колоритно даже на фоне испанцев. Свободная красивая рубаха, густая борода, закрученные усы.
— Я ищу своего молодого друга, — пояснил Георгий, — говорят, он зашел в какой-то магазин. Беда с ним. Как только видит хорошие диски, забывает обо всем на свете. Очень любит классическую музыку. Сегодня он выступал в Институте испанской культуры.
— Мне рассказывали, — кивнул Дронго, — говорят, он произвел оглушительное впечатление на испанцев. Этот мальчик далеко пойдет. Если в двадцать два года его пьесы ставят в грузинских театрах и он отличается таким отменным вкусом, то в сорок он станет классиком грузинской литературы.
— Верно, — кивнул Георгий, — его спектакли идут в нескольких грузинских театрах. Пойду его поищу.
Он прошел к другому бару. Дронго сел на место.
— Почему он не остался с нами? — поинтересовалась Моника.
— Во-первых, он ищет друга, — сказал Дронго, — а во-вторых, он настоящий кавказский мужчина. Никогда не подойдет к столику, где сидит его знакомый с женщиной, чтобы им не мешать. Такая своеобразная мужская этика.
— Как интересно, — улыбнулась Моника.
Неожиданно рядом с ними появилась цыганка, продающая цветы. У нее был букет роз, за которые она просила по пятьсот песет за штуку.
— Это дурной тон, — поморщился Дронго. — Почему их пускают в бары?
— Да, — печально согласилась Моника, — но это такие красивые цветы.
— Подождите, — остановил цыганку Дронго.
Он взял все цветы, какие были у женщины. Их было десять штук. Он протянул пятитысячную купюру, и потрясенная цыганка взяла деньги, бормоча благодарность.
— Это вам, — сказал Дронго, оставив один цветок себе.
— У нас говорят, что нельзя дарить четное количество цветов, — объяснил он вспыхнувшей от радости Монике, — пусть у вас будет девять роз.
— Спасибо, — прошептала женщина. — Вы всегда такой галантный? — Она видела как за другими столиками обсуждали широкий жест Дронго.
— Нет, — сказал он, — это я притворяюсь. На самом деле мне было очень приятно провести с вами этот вечер, Моника. Жаль, что вы возвращаетесь в Варшаву. Я бы приезжал в Мадрид, чтобы встречаться с вами.
— Спасибо, — кивнула она, — но мы можем встречаться и в Варшаве. Я дам вам свой телефон, вы можете мне позвонить, если приедете в Польшу.
— Обязательно. У меня много друзей в Польше.
Был уже первый час ночи. Он расплатился с официантом, и они вышли из бара.
— Уже поздно, — сказала Моника, — и завтра пятница. Мне снова идти на работу. Так не хочется вставать по утрам. Но хорошо, что завтра пятница. Я буду два дня отсыпаться.
— Прекрасно, — улыбнулся Дронго. — Где вы живете, Моника? Я вас отвезу домой.
— Недалеко. Отсюда минут пятнадцать на такси. Может, мы еще немного погуляем? А где живете вы?
— На Гран Виа, кажется, в отеле «Трип Гран Виа». Отель находится в хорошем месте, но, должен вам признаться, он довольно скромный.
Ему было хорошо рядом с этой красивой молодой женщиной. Никаких других планов он и не строил. Воспоминания о встрече с Джил были еще слишком свежи в памяти. Кроме того, он узнал все, что хотел. Яцек Пацоха действительно был сотрудником польской разведки и не только не вышел в отставку после известных событий в Польше и прихода к власти «Солидарности», но и стал одним из тех, кто остался в своем ведомстве, несмотря ни на какие потрясения. Это было самое важное, что ему нужно было выяснить.
Он чувствовал легкий аромат молодого женского тела. Она молча шла рядом по залитому светом ночному Мадриду. Многоголосый шум поздно засыпающего города, крики людей, их громкая речь, бурная жестикуляция делали Мадрид очаровательным в своем ночном сумбуре.
«Как странно, — подумал Дронго, — почему-то сорокалетние мужчины считаются идеальными любовниками. На самом деле все гораздо проще. К этому времени мужчина начинает понимать жизнь. Молодой задор исчезает, и на смену ему приходит здравый смысл. Заодно исчезает и пылкая страсть, так свойственная молодым мужчинам. В сорок лет желаний бывает меньше, а сил еще достаточно. Вот такая комбинация неспешного и спокойного любовника дает в итоге идеальный образ мужчины».
— Вы о чем-то задумались? — спросила Моника.
— О вас. Сегодня утром вы говорили о матери в прошедшем времени. Извините меня, если эта тема вам неприятна…
— Это было давно. — спокойно сказал Моника, — она умерла молодой. Отец женился на другой женщине. А меня воспитала бабушка. Может, поэтому я такая необщительная. Я росла без сестер и братьев.
— Извините, — пробормотал Дронго, — возможно, вы правы. Но единственный ребенок в семье бывает и самым любимым.
— Да, — улыбнулась она, — меня все очень любили. И бабушка, и мои тети, и мой отец. Он недавно приезжал ко мне в Мадрид, мы ходили с ним по этим улицам. А вы верите в гороскопы?