Рандеву с «Варягом»
Шрифт:
Вот Ольга закрыла лицо руками и тихо зарыдала. Я понял, что она увидела сцену из кинофильма, в котором Юровский и его подонки расстреливают семью ее брата. Я читал о том, что она была очень привязана к племянницам и племяннику, хотя и недолюбливала их мать. А если учесть, что фильм достаточно реалистичен, как бы у нее снова не начали выпадать волосы.
Отец Иоанн Кронштадтский вполголоса молился. До меня донеслись слова Евангелия от Луки:
— Отче! прости им, ибо не знают, что делают… Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены
Великий князь Михаил Александрович сидел, сцепив на коленях побелевшие от напряжения кулаки, и окаменевшим взглядом смотрел прямо в экран. На лице Сандро досада была смешана с отчаянием. Но он, пожалуй, был единственным, кто сохранил самообладание.
Первая мировая, Февральская и Октябрьская революции, Версальский мир. Гражданская война, Великая Депрессия, коллективизация в СССР и приход нацистов к власти в Германии.
События нанизывались друг на друга бесконечным потоком: подвигов и достижений, преступлений и катастроф. Вторая мировая, Польша, Дания, Норвегия, Франция. Страны Европы падали к ногам Гитлера, как созревшие груши. Знамена со свастикой, развевающиеся над Эйфелевой башней и Акрополем.
Бомбежки Англии и пылающие кварталы Лондона. 22 июня 1941 года, священная для всех нас Великая Отечественная. Сначала от западных границ до Ленинграда, Москвы и Сталинграда. Умирающие жители блокадного Ленинграда, панфиловцы и слова: «Отступать некуда — позади Москва!» Обугленные руины Сталинграда, дом Павлова, бесконечные колонны пленных немцев и худой фельдмаршал Паулюс, сдающийся командующему Донским фронтом генерал-лейтенанту Константину Рокоссовскому.
Потом долгий и кровавый путь назад, до границы, а оттуда — до Вены, Берлина и Праги. Ядерный гриб Хиросимы, и рывок советской танковой лавины через Гоби и Хинган, и ультиматум, который вручил командованию Квантунской армии полковник Иван Артеменко, внук погибшего в Порт-Артуре генерала Кондратенко. Японские военачальники, церемонно вручающие свои родовые катаны русским генералам, и наши флаги над освобожденным Порт-Артуром. Потом Корея, «холодная война», первый спутник и полет Гагарина. «Кузькина мать» над Новой Землей и атолл Бикини. Кубинский кризис и Вьетнам.
Было видно, что они уже почти ничего не понимали в событиях конца XX века. Но фильм еще не кончился. Снова продукты по карточкам и безумные толпы на улицах городов. Но на этот раз не было никакой войны, а был мир. Советская империя распадалась точно так же, как за 74 года до этого распалась империя Российская. И как результат — во всем мире гегемония доллара, «толерастии», мужеложества, скотоложества и прочих извращений. Бомбежки Сербии и гей-парады на улицах европейских городов.
Теракты 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и взрывы жилых домов в Москве и Волгодонске. Война с терроризмом и Колин Пауэлл с испуганным лицом, театрально размахивающий в ООН пробиркой с белым веществом. Фильм стремительно шел к финалу, перепрыгивая через события и годы. Вот корабли, которым еще предстоит стать межфлотской группировкой, покидают свои базы в Мурманске, Кронштадте, Балтийске и Севастополе. Средиземное море… Конец, момент истины…
Экран монитора потух, и наступила гробовая тишина. Было слышно, как в ноутбуке жужжит вентилятор, тихо всхлипывает великая княгиня Ольга.
Первым в себя пришел Александр Михайлович. Глубоко вздохнув, он тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, посмотрел на Ольгу, на цесаревича Михаила, на отца Иоанна и произнес:
— Да, вот так, — с разбегу, да и мордой в говно… Так, кажется, у Толстого?
19 (6) ФЕВРАЛЯ 1904 ГОДА, 06:45.
СТАНЦИЯ БАЙКАЛ, ПОЕЗД ЛИТЕРА А.
Великий князь Александр Михайлович.
Господи, прости нас грешных и помилуй! Бедные Ники и Аликс, прости их, Господи! Это наказание всем нам, за нашу спесь, жадность и эгоизм, ибо только у края пропасти начинаем мы каяться, когда ничего уже нельзя изменить. Хоть лично мне за себя не стыдно, в братоубийстве не участвовал, не изменял, не предавал. Но ведь и предотвратить ничего не смог, не уберег и не сохранил. Дед наш покойный, император Николай I, наверное, от позора в гробу перевернулся. Правнук его от престола отрекся — частной жизни захотел. Эх, Ники…
Хотя на Сенатскую площадь, получается, идиоты выходили. А если бы так, ворвались в Зимний и нож к горлу — отрекайся, а то и тебя и жену с детьми порешим. Павла I вообще табакеркой по голове без церемоний шандарахнули.
А наш Мишкин?! Он-то должен был знать, что власть нужно принимать немедленно, ибо не может Россия без самодержца. И жизнь кончил через это, даже могилы его не осталось. Двое подонков пристрелили его по-подлому, как собаку. Вот и сидит он, голову повесив, позор неимоверный.
Нашим нынешним боярам власть только дай, и даже теперешний хаос покажется образцовым порядком. А потом, кто дальше, тот и больше. А просвещенная Европа?! Какое коварство и цинизм! С такими союзниками, как британцы и французы, нам и никаких врагов не надо. Угораздило же Ники вляпаться в эту Антанту. Или это Аликс постаралась, уговорила на союз с милой доброй Англией? А там, у джентльменов, доброты примерно столько же, сколько у подколодной змеи.
Надо что-то решать и немедленно. Если эти люди посланы к нам для того, чтобы изменить судьбу, то тогда да, надо брать и менять. Только сперва хорошо бы выяснить, каким способом они хотят изменить историю и в какую сторону? Что при этом будет с нами, и не окажется ли лекарство страшнее болезни? А то получится, что думали о том, что хуже быть не может, а выяснится, что может… Поговорим…
Я поднял голову, и сказал:
— Да, вот так, — с разбегу, да и мордой в говно… Так, кажется, у Толстого? Государь доигрался, да и я, как и все остальные, тоже хорош, — я посмотрел на наших гостей из будущего, пытаясь понять, о чем они думают. Не вышло. Лица их были непроницаемы, а губы сжаты.
Я вздохнул.
— Ну что же, господа, считайте, что я вам поверил. Только давайте разговаривать абсолютно серьезно. Поскольку такого безобразия, какое вы нам только что показали, надобно будет избегать всеми силами, — меня еще раз передернуло, — то я, как лицо, облеченное доверием государя, должен буду отправить ему телеграмму о сегодняшней встрече с вами со всеми подробностями. Решать, что делать, конечно, его величеству, но, поверьте, мнение любого из нас может оказать большое влияние на его решения.
— Знаю, ваше императорское высочество, — кивнула мне полковник Антонова, — если его величество император Николай Второй кому и доверяет, то вам четверым, пожалуй, больше, чем другим.
— Уважаемая Нина Викторовна, — кивнул я в ответ, внутренне усмехнувшись, — чтобы вы не ломали голову над нашим титулованием, давайте в дальнейшем, по крайней мере с глазу на глаз, обойдемся без чинов и титулов. Так нам и вам будет проще.
Сказал, а сам подумал: «Вот уж для меня лично сословные различия не были никогда барьером для деловых отношений. Да и стоит ли нам, Романовым, зазнаваться после всего увиденного — не знаю».