Раннее
Шрифт:
– Все? – переспросил я.
– Ну да. Я больше никого не приглашал. А вы почему на этой платформе стоите? Электричка же на второй путь подходит.
– Ну, ты простой, – сказал Владислав. – Мы ж ещё не знаем, куда едем.
– Как куда? – удивился Константин. – На водохранилище. Остров Белый. Там дом моего деда. Кстати… Пошли на мост. Электричка сейчас подойдёт. Помогите кто-нибудь нести.
Я взял ведро – похоже, с шашлыком – и мы по мосту перешли на соседнюю платформу. Я окидывал взглядом эту странную компанию и понимал, что я тут совершенно лишний. Две парочки и я – ни к селу,
– Вот она, – сказал Константин.
Я машинально взглянул на Люсю. Она стояла спокойно, держа на плече гитару, и смотрела куда-то вдаль. На ней было жёлтое короткое платье в мелкий белый цветочек. Я про себя подумал, что она, должно быть, смотрит на горизонт просто так, от скуки. И вдруг до меня дошло, что она смотрит на подходящую электричку.
Действительно, вот она. Ползёт, скрежеща колёсами по рельсам, причудливая груда уставшего от времени металла. Ползёт до тех пор, пока не издохнет на какой-нибудь тупиковой ветке или не развалится, врезавшись в самосвал, застрявший на переезде. Глупости какие-то. Сам придумываешь всякую чушь и сам содрогаешься. Фу.
Мы вошли в вагон и заняли две лавочки.
– Сколько ехать-то? – спросил Владислав.
– Три часа, – ответил Егошин.
– Ни фига себе. Это хоть того стоит?
– Ты же не отдыхать едешь, – сказала Анна, – а человека поздравлять.
– Одно другому не мешает, – сказал Егошин. – И вообще, это того стоит. Не пожалеешь. Места классные.
Электричка тронулась. Платформа поползла назад. Вам, может быть, кажется странным, что я называю Владислава Владиславом. Действительно, звучит по-дурацки. Дело в том, что сам он любит отзываться на кличку Влад, а мне из принципа не нравится всё то, что нравится ему. Кроме Анны, конечно. Вот она сидит с ним, по диагонали от меня. Я могу её видеть, сказать ей что-нибудь, даже слегка дотронуться ногой до её ноги, но это совершенно не имеет смысла. Я ей не нужен.
Владислав – мой начальник. Даже официально он получает в два раза больше меня. Он высок, мускулист. Он всегда шутит или, по крайней мере, пытается. У него волосы есть. Много волос. У, обезьяна. Так бы и дал по башке гантелей.
Но гантели остались дома, и я начинаю смотреть в окно. Все писатели в один голос пишут, как красивы российские просторы. Красивы? Да, пожалуй. Но они пусты, дики и безжалостны.
Представьте себя среди огромного моря шепчущей травы. Что там, в траве? Что вас ждёт, притаившись, и бормочет заклинания, насылая на вас тёмные силы? Дикая и вольная страна. Человек здесь – ничто, он беззащитен перед волчьим оскалом природы и судьбы… Раньше здесь монотонно звучал колокольчик, а теперь стучат колеса – ещё монотоннее.
– Может, сыграем во что-нибудь? – предложила Люся. – Можно в города.
– Астрахань, – сказал Егошин.
– Нальчик, – сказала Люся.
– Караганда, – сказал я.
– Ашхабад, – сказала Анна.
– Да пошли вы, – сказал Владислав, прислонившись к косяку окна и закрыв глаза. – Я спать буду. Три часа ехать – это ж с ума можно сойти.
А за окном все так же молчаливо бегут поля и отдельные случайные деревья. Теперь, когда Владислав спит, я имею некоторое право свободно рассматривать Анну.
Её талия – такая тонкая, что, кажется, её можно обхватить пальцами двух рук. Рюкзак лежит на коленях, которые я угадываю внутри черных жёстких джинсов. Глаза… Глаза смотрят на меня.
– Брось на полку, если нетрудно, – сказала Анна.
– Нетрудно, – отозвался я и, схватив рюкзак с её колен, поднялся и положил на полку над Владиславом.
– Спасибо.
У неё серые глаза. Я это давно заметил. А за окном деревья стали встречаться всё чаще. Если их количество на единицу времени будет расти дальше в том же темпе, то через двадцать минут мы окажемся в тёмном лесу.
– Что-то мы скучно едем, – сказал Константин где-то справа от меня, за Люсей.
– М-да, – сказал я.
И мы скучно едем дальше.
Вообще-то я удивляюсь людям. Рядом с Егошиным – Люся, которую он обнимает левой рукой, а её голова покоится на его плече. И ему, видите ли, скучно. Владислав – тот и вовсе дрыхнет рядом с Анной, не понимая, какое счастье сидит на скамейке возле него.
Кстати, сегодня праздник – день независимости. Именно этот факт предоставил нам замечательную возможность выехать в пятницу. Нерабочий день. Завтра, 13-го июня, день рождения Егошина. Лишний повод думать, что эта поездка добром не кончится. Я поёжился. Стал считать, не является ли 13-е июня 1973 года, когда родился Константин, пятницей или понедельником. После долгих путаных подсчётов понял – нет, это среда.
Мои мысли вернулись к Анне. А вместе с ними и взгляд. У неё очень изящные, хрупкие руки, и тонкие белые пальцы. Руки расслабленно лежат на коленях. На шее болтается какой-то кулончик с красным камушком. Анна покосилась на меня, и я почувствовал в теле животный трепет. Наверно, я всё-таки тоже обезьяна. Только лысая совсем.
Поезд всё идёт и идёт. В вагоне жарко. Я чувствую запах пота сидящей рядом Люси. В ухе у Анны – золотая серёжка, тоже с красным камнем. У Анны есть губы. А за губами – зубы. Белые. От этого свихнуться можно.
И тут Анна привстала, наклонилась к моему уху и сказала шёпотом:
– Пойдём, покурим, – а потом вышла в проход и направилась к тамбуру.
Я, несколько озадаченный, последовал за ней. Мы вошли в тамбур. Анна встала спиной к стене и посмотрела на меня.
– Одолжи сигаретку. Что там у тебя?
– "Ява".
– Сойдёт.
Я дал ей прикурить и закурил сам. Она курила изящно, но не наиграно, как это часто бывает.
– Знаешь, – сказал я. – У меня такое впечатление, что ты пытаешься меня соблазнить.
Она улыбнулась с выражением лица, недвусмысленно говорящим "ну уж нет".
– С чего это ты взял? Стою, курю, никого не трогаю, а ты какие-то выводы делаешь. Лучше мне таких вещей не говори, а то подумаю, что ты сексуально озабочен.
– Это правда, – сказал я. – Очень озабочен.
Она развела руками:
– Ничем не могу помочь. Я не психиатр. Если честно, я пытаюсь понять, чего ты хочешь.
– В каком смысле?
– Сидишь, пялишься на меня. Извини, иначе не скажешь.