Раннее
Шрифт:
– Соболев! Тебе не стыдно смеяться над товарищами?
И мне становилось стыдно. Хотя смеялся-то я не над товарищами, а над предложениями – ведь действительно смешные штуки получались, иногда даже и у меня. В предложении про те самые луга я, помнится написал "зазелезеленели". Тоже долго потом смеялся.
Но так как в первую секунду, как я начинал – неважно, по какому поводу – смеяться, меня прерывали, требуя прекратить смех, то скоро у меня выработался инстинкт – смех, лишь только возникнув, прыгал куда-то внутрь и трясся там,
– Школа – это вам не цирк.
Я не любил цирк. И комедии по телевизору не любил, потому что считалось, что я совершенно не понимаю шуток.
Я понимал шутки. Ещё как понимал! Но смех, однажды загнанный в тиски хладнокровной осторожности, никогда уже не смог вырваться наружу.
Иногда нас называли "жалкими динозаврами" – по той причине, что мы были, как считал учитель, недостаточно культурными и образованными.
И я соглашался: да, я динозавр. Настолько жалкий, что вымру одним из первых.
Учился я, разумеется, хорошо, хотя на домашние задания тратил минут двадцать в день.
Кстати, об одноклассниках. Я совершенно ничего против них не имею и не имел. Неплохие люди, и воспоминания у меня о них остались в целом тоже нормальные. Но было в них все же нечто странное. Они не любили учиться, я знаю, и это я хорошо мог понять – сам не любил. Но почему они считали, что три минус пять равняется не минус двум, а какому-то странному числу под названием "решений нет", я до сих пор понять не могу. Просто их мышление здорово отличалось от моего, и я не знаю, чьё лучше.
Они, как мне кажется, не любили меня. Я считался человеком, который целыми днями сидит за учебниками, а в мире реальности не способен даже нахамить девчонке – куда я после этого гожусь?
А мне было наплевать в равной степени и на девчонок, и на учебники. Я просто изо всех сил пытался остаться ребёнком, а чья-то безжалостная рука всё вытаскивала и вытаскивала из-под меня более или менее надёжную опору с надписью "детство".
С годами становилось всё тяжелее.
– Все тела состоят из молекул.
Фраза, вырванная из контекста долгих мучений, в результате которых она была получена, не значила ничего. По многим причинам: во-первых, какое мне дело до молекул? Во-вторых, что такое тело, никто точно сказать не мог. Была какая-то туманная формулировка вроде "тела – это всё, что нас окружает", но этого не понимал даже тот, кто её дал. В-третьих, я не знал, почему следует всему этому верить. Я не видел молекул, не щупал их своими руками, а "наглядный эксперимент", показанный нам на уроке с помощью кодоскопа и называвшийся "демонстрацией броуновского движения", говорил только о том, что если хорошенько разозлить маленькие металлические шарики, то они выведут из равновесия и большой, резиновый, и заставят его здорово скакать по экрану.
В-четвёртых, мне было сказано: "верь и не думай". Поэтому, когда я слышал это всё, я без лишних мыслей забрасывал фразу куда-нибудь в пыльный чердак мозга, чтобы однажды воспроизвести на контрольной и больше никогда не вспоминать, разве что в страшном сне.
Спорить я не хотел. Это было глупо. Считалось, что учитель-то всегда знает больше, чем ученик. Да и ответ я знал заранее: "Это закон природы".
Судя по количеству подобных заявлений, политический лидер по фамилии Природа правил долго и достаточно активно.
Я и сам не знаю, что у меня во всем этом до сих пор вызывает раздражение. Но почему-то я не люблю ни эту школу, ни учителей, ни вообще людей с каким-либо авторитетом. Да и без авторитета не люблю. Вообще я полон злобы. Не знаю, откуда она во мне появилась, но уверен – её не было, когда я валялся в пелёнках с пустышкой во рту. А значит, не только я виноват, что она постепенно пробралась в меня.
Ещё вспоминаю, как кончил школу, и родители посоветовали ехать учиться в Москву, в университет, на механико-математический факультет. Возражений с моей стороны не было, потому что я уже не ждал от жизни ничего хорошего – какая разница, где я проведу свои зрелые годы?
Итак, меня ждал университет…
– Молодой человек!
– Вы мне?
– Да.
Я повернулся и узнал её,
(Эта добрая милая учительница…)
а она меня – нет.
– Что вам нужно?
(А что, нельзя здесь стоять? – чуть не сорвалось с моего языка)
– Простите, можно мне кое-что узнать?
– Да, конечно.
– Из чего состоят… все тела?
(Я знал, что из молекул. Дело в том, что тогда, много лет назад, я в это всё-таки поверил. А в этом мире всё зависит от меня. И теперь ВСЕ ТЕЛА действительно состоят из молекул)
– Из молекул, – не моргнув глазом ответила она. – А в чём дело?
– Вы уверены, что из молекул?
– Это же знает каждый школьник.
– Они это знают от вас. А вот откуда вы взяли эту фразу?
– Я тоже училась в школе, – её взгляд стал суровее.
– Понятно. Вы, похоже, помогли мне разобраться… А где я могу найти Светлану?
– Трепетову?
– Да, кажется.
– У неё урок в тридцать шестом кабинете.
– Большое спасибо.
…Я подождал, пока урок кончится, и из класса повалят, дерясь портфелями, кучки первоклашек, а потом вошёл и увидел Светлану. Она сидела за столом и листала классный журнал.
– Здравствуйте, – сказал я. – Проблемы с успеваемостью?
– Не думала, что вы придёте, – она даже не улыбнулась.
(Вы хладнокровны/Я учительница)
–…Да, представьте себе. Я посчитала – процент двоек повысился в полтора раз по сравнению с прошлой четвертью.
– Будете принимать меры?
– Придётся. А что здесь смешного? – она сняла очки и посмотрела на меня.
– Абсолютно ничего. Ведь нехорошо смеяться над товарищами.
– Нехорошо. А в чём дело?
– А если «А'ола зделал смольод»?