Рапсодия любви
Шрифт:
Саша хотела заказать еще и рыбу с таинственным названием фугу, но Сатори остановил ее.
— Я не советую вам рисковать.
— Чем рисковать?
— Жизнью, — спокойно ответил японец.
— Вы хотите сказать, что я, съев это блюдо, могу умереть?
— Вы никогда не слышали о “пузатой рыбе”?
— Нет.
— Так вот, фугу — это “пузатая рыба”. Когда она чувствует опасность, то надувается и превращается в шар. Желчь ее очень ядовита, поэтому повар должен быть крайне осторожен, когда разделывает эту рыбу. Если хоть капля жидкости попадет на мясо, человек, который его съест,
— Но ведь кто-то же ее ест?
— Да, конечно. Но сначала надо попросить у повара лицензию на приготовление этой рыбы. Разрешение получают только самые опытные повара. Зато белое мясо фугу просто бесподобно.
— Значит, есть смысл рисковать! — У Саши загорелись глаза.
— Вы смелая девушка, госпожа Александра! — с восхищением произнес Сатори. Он направился к одному из поваров, что-то сказал ему, и тот кивнул. — Сейчас вам принесут фугу, — сообщил Сатори, вернувшись. — Я думаю, все будет хорошо.
На следующее утро Сатори позвонил и сказал, что репетиция в зале, где будет проходить конкурс, назначена на шестое сентября, а для ежедневных занятий каждому участнику предоставили отдельную комнату в Высшей школе искусств.
Вечером Сатори повез Александру в центр Токио, в квартал Гиндза, что в переводе с японского означает “серебряная улица”, — триста лет назад там был монетный двор, где чеканили серебряные монеты. Сашу ошеломило обилие огней и особенно — гигантский светящийся глобус на крыше одного из высотных зданий.
Каждый день после завтрака Саша ехала в Высшую школу искусств, шесть часов занималась, а по вечерам Сатори возил ее на экскурсии. Они побывали на башне Токе-тава, в двухэтажной смотровой галерее, расположенной на высоте ста двадцати метров, откуда был виден не только весь город, но и Токийский залив, Иокогама и морское побережье вплоть до горного хребта Хаконе. Они побывали на Императорской площади с приземистым каменным дворцом, стоящим на холме и окруженным неприступной стеной с башнями и глубоким рвом, наполненным водой, через которой были перекинуты мосты.
Еще Сатори свозил Сашу в Японские Альпы.
После экскурсии Саша обычно ужинала в каком-нибудь ресторанчике, а потом возвращалась в отель и, сидя перед телевизором, ела суси — что-то вроде котлеток из мятого риса, начиненных рыбой и завернутых в нори — сушеные морские водоросли. Ей очень нравилось это экзотическое яство.
Об Игоре Саша старалась не думать. Но каждую ночь ее стал преследовать один и тот же сон. Будто она, вернувшись из Японии, приезжает к Игорю и застает там вульгарную пигалицу, которую видела в машине Редькина. Саша не верит своим глазам. Она требует от Игоря объяснений, но он отводит взгляд и говорит: “Я думал, ты любила меня, а тебе нужны были только мои деньги”. “Неправда!” — кричит Саша. “Правда”, — спокойно возражает Игорь, и пигалица визжит, повторяя: “Правда! Правда!”. “Ты такая же, как моя бывшая жена, — продолжает Игорь. — А вот Ирочка — другая, она меня любит”. И он нежно обнимает эту мерзкую Ирочку и целует ее в ярко накрашенный рот. Не в силах вынести эту сцену, Саша кидается на девицу, чтобы вцепиться в ее обесцвеченные патлы, и просыпается.
Если бы
— Саша, я хотел бы, чтобы ты вышла за меня замуж.
Растерявшись, Александра решила, что он просто неправильно построил фразу. Вероятно, он собирался сказать комплимент: мол, хорошо бы жениться на такой же красивой девушке, но, взглянув на серьезное лицо Сатори, Саша поняла, что он сказал именно то, что хотел.
— Я не могу, Сатори, — мягко ответила она. — Ты очень хороший, но я не могу.
— Почему? Ты думаешь, я небогат? Но у нас есть семейный магазин, и он приносит неплохой доход.
— Не в этом дело, — улыбнулась Александра. — В Москве остался человек, которого я люблю.
— А он тебя любит?
— Не знаю, — честно призналась Саша. — Но я-то люблю его все равно.
Перед началом второго тура в коридоре Высшей школы искусств Александра нос к носу столкнулась с учеником Гурина Алексеем Ледовым, которого отправили на конкурс от консерватории. Его поселили в другом отеле, и на первом туре он играл в другой день, так что встретиться раньше они не могли.
— Какие люди! — с сарказмом воскликнул Ледов. — Привет, Ерохина! Как ты здесь оказалась?
— Так же, как и ты, — огрызнулась Саша.
— Ну, меня-то, допустим, отправили, учитывая мой талант и степень мастерства. И, как видишь, не ошиблись — на второй тур я прошел в числе первых.
Саша не стала уточнять, что первой прошла именно она: ей хотелось поскорее уйти.
— Вряд ли тебе стоит рассчитывать на первое место, — сказала она. — Учитывая, что талант и степень твоего мастерства определял Гурин, а его здесь нет.
Телефонный звонок прервал ужасный сон, который Саша видела в который уже раз. Она взяла трубку, ожидая услышать голос Сатори.
— Госпожа Ерохина-сан? — тщательно выговаривая русские слова, спросила женщина на другом конце провода. — С вам говорит Накамура Танака. Я звоню по поручению господина Ясюки Омото, владельца студии звукозаписи. Он слышал ваши выступления на первом и втором турах и считает, что вы — достойная претендентка на первую премию.
— Домо аригато, — по-японски поблагодарила Саша. — Чем я могу быть вам полезна?
— Господин Омото-сан приглашает вас на ужин, устроенный в вашу честь. Он хочет обговорить с вами возможность заключения контракта с его студией. Завтра в пять часов он пришлет за вами машину, если вы примете его приглашение.
— Конечно! — радостно воскликнула Александра.
— В таком случае до завтра, госпожа Ерохина-сан!
Саша повесила трубку и только тогда осознала, что ее ожидает завтра: приглашение от музыкального продюсера и, возможно, контракт на запись диска. Лихорадочно соображая, что ей надеть для такого случая, она позвонила Сатори.