Рапсодия
Шрифт:
— О-о-о, как хорошо, Майкл! Как хорошо-о-о-о!
Он поднял на нее глаза. Она откинулась на подушку. На лице застыло выражение эйфории. Он понял, что она совсем готова, и его собственное желание стало еще более нестерпимым. Больше он не мог ждать ни секунды. Приподнялся на локтях, обрушился на нее всем своим весом. Она задохнулась от экстаза.
— Да! Да, Майкл! О Боже!
Они начали двигаться в такт, переполняемые одинаково нестерпимым желанием. Прошло несколько секунд. Она громко вскрикнула, вонзила ногти ему в спину. Он ощутил, как ее тело выгнулось
Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу потными телами, стараясь унять дыхание.
— Это… это просто фантастика, — наконец прошелестел он.
— Да-а-а… Лучше не бывает.
Миша поцеловал ее в губы. Откатился на спину. Дыхание постепенно пришло в норму. Он обнял ее за плечи. Сирина повернулась к нему, зарылась в него с глубоким вздохом полного удовлетворения.
— О Господи, Сирина! Я так счастлив, что ты снова со мной! Он нежно отвел черные пряди волос с ее лица.
— Я тоже, — выдохнула она. — Я тосковала по этому… по тебе… но даже не представляла, насколько мне тебя не хватает.
— Я тоже тосковал по тебе до боли. Думал о тебе днем и ночью.
— Да, я это понимаю. Я чувствовала то же самое. — Голос ее понизился до шепота. — Я бы хотела, чтобы вот так… навсегда. Мы с тобой, вдвоем, здесь.
У него дыхание перехватило.
— Ты это серьезно? — проговорил он, глядя на нее широко открытыми глазами. — Ты в самом деле так думаешь?
— Да.
— О Боже, Сирина! — почти простонал он, яростно прижимая ее к себе, покрывая лихорадочными поцелуями.
Для него эти слова прозвучали как признание в любви. Наконец он заставил себя остановиться.
— Я уже не надеялся услышать от тебя что-нибудь подобное. Ты уверена, что это не просто секс?
— Уверена. Я это чувствую. Хотя секс мне тоже нравится. — Лицо ее стало совсем серьезным. — Знаешь, после Вены я много думала. И пришла к выводу, что действительно хочу быть с тобой. Я… я действительно люблю тебя, Майкл.
Он снова обнял ее, так, словно хотел удержать, чтобы она не смогла взять свои слова обратно.
— Господи… неужели это правда… — Он начал благоговейно целовать ее волосы, лоб, глаза, щеки и, наконец, губы. — Я самый счастливый человек на земле.
Сирина тихонько засмеялась.
— Тогда, в Вене, ты мне не поверил, правда? Когда я сказала, что люблю тебя.
— Я не знал, что думать. Все произошло так неожиданно и внезапно… после стольких лет. И мы оба были…
— …охвачены страстью.
— Да. Именно так. Поэтому я не знал, чему верить. Я вообще ничего не знал.
Он смотрел ей в глаза. Сирина подумала, что он сейчас напоминает счастливого щенка, покорного, обожающего, готового отдать свою любовь без всяких условий.
— Ну а теперь знаешь?
— Да! — Глаза его сияли. — Я верю, что ты меня любишь. И знаю, что я тебя люблю.
Он снова привлек ее к себе. Начал покрывать
Солнце начало спускаться к горизонту. Свет в спальне изменился. Миша лежал на спине, голова Сирины покоилась у него на плече. Некоторое время они молчали, погруженные каждый в свои мысли и в то же время остро чувствуя друг друга.
— О чем ты думаешь? — спросил он, гладя ее волосы.
— О том, как я счастлива. Какая я… живая.
Он поцеловал ее в лоб.
— Ты отняла у меня мои слова. Это лучший день в моей жизни.
— Ив моей. Я не хочу, чтобы это кончилось. Может, останешься пообедать? Я позвоню, чтобы принесли сюда.
— Пообедать?! — Он резко поднялся, сел на постели. — А который час?
— Минутку. — Она протянула руку, взяла с ночного столика часы. — Около пяти.
— О Господи! — простонал Миша. — О Господи!
— Что такое, Майкл?
Он ударил кулаками по подушке.
— Я пропустил день рождения собственного сына.
Глава 31
Вера нервно расхаживала по комнате, скрестив руки на груди. Она приехала прямо с рабочего совещания, в голубом костюме от Шанель, великолепно оттенявшем ее глаза, в черной шелковой блузке под цвет отделки на жакете, в черных туфлях с высокими каблуками от Маноло Бланкка. На шее жемчужное ожерелье, жемчужные сережки в ушах. На одном запястье браслет из массивных золотых колец, на другом — золотые часы. Соня, сидя на диване, наблюдала за невесткой. На лице Веры застыло выражение привычной муки. Она, по-видимому, каждый день просыпается с этим чувством… Бедная девочка живет как в аду.
Соня откашлялась:
— Ты это точно знаешь? Может быть, тут что-то другое?
Вера резко остановилась. Внимательно взглянула на свекровь. В свои семьдесят лет Соня держалась все так же прямо и величественно. Все еще привлекательная женщина, сильная, волевая, уверенная в себе и мудрая.
— Я это точно знаю. У меня нет ни единого доказательства, но я абсолютно уверена. Все признаки указывают на это. — Она так и не произнесла слова «другая женщина». — Мне очень неприятно говорить вам об этом. Я чувствую себя виноватой. То есть… я хочу сказать… Миша — ваш сын… Но… вы мой лучший друг. Вы всегда были мне как мать.
Соня поднялась на ноги. Подошла к Вере.
— Моя дорогая девочка, никогда не бойся говорить со мной о том, что тебя беспокоит. Включая и проблемы с моим сыном. Вера, плача, прильнула к ее груди.
— Мне… мне… так плохо. Простите… Соня гладила ее по спине, как ребенка.
— Тебе не в чем извиняться передо мной. Хорошо, что ты пришла ко мне.
— О Господи, я ведь поклялась самой себе, что не буду плакать! Наверное, выгляжу ужасно. Подождите, я достану из сумки клинекс.
Она взяла с пола свою черную сумку на длинном ремешке, достала бумажную салфетку, вытерла глаза, высморкалась.