Расколотая империя
Шрифт:
Два стражника Белого города с серебряными крыльями на шлемах, скучали перед входом в Зал Предков, когда на дальнем конце тускло освещенной рунными светильниками дорожки появилась тень.
Стражники напряглись. Середина ночи на дворе! До смены караула далеко. До внезапной проверки дежурным офицером тем более. Тогда кто в такое время столь нагло шастает по территории императорского дворца?
А неизвестный действительно шел нагло, по-хозяйски посматривая по сторонам. Иссеченное множеством шрамов и рубцов лицо, белые волосы и совершенно черные, лишенные даже намеки на зрачки глаза делали
— Первый принц, — шепотом бросил левый стражник своему напрягшемуся товарищу, придав себе бравый вид, соответствующий его ответственному посту.
Второй стражник оказался не таким сообразительным и некоторое время с недоумением переводил взгляд с принца на приятеля и обратно. И только когда Тар Валлон оказался совсем рядом, замер, выпрямившись словно древко глефы, которую сжимал в руках.
Наградив стражников Белого города недовольным взглядом, Тар Валлон прошел внутрь Зала Предков императорского рода. Остановился в нерешительности в пустом зале. Осмотрелся. Заметил в самом дальнем конце одинокий огонек и пошел к нему, порождая шагами причудливое эхо.
Когда старый целитель Милевы принес новость, изрядно помешав планам Первого принца на окончательную консумацию брака с Милевой, первой мыслью Тара стало отрицание.
Старик мертв? Что за вздор! Какая нелепая шутка. Он не может сдохнуть. Не станет этого делать просто из природной вредности!
Затем пришло понимание. Это не шутка, не игра, не очередная изящная комбинация императора. Старик действительно мертв.
И только потом пришло принятие и скорбь. Отец умер. Все…
Смириться с этой мыслью было сложно, а не смириться мешала суровая реальность происходящего.
Потом начался этот нудный ужас, называемый похоронной церемонией. В последние дни Тар ощущал себя выжатым, словно кислый южный фрукт лимон. Одно траурное мероприятие сменялось другим. И вскоре это стало походить не на дань уважения умершему, а искусное издевательство над живыми.
Тару даже стало интересно, кто разработал эту длинную череду без сомнения очень важных ритуалов. Явно кто-то из императоров! Их тех, кто ненавидел всех своих родственников. Прямо, как и сам Тар. Ничем иным эти многодневные издевательства не объяснить.
К середине многие, и сам Тар в их числе, мечтали оживить старого императора и самолично прибить еще один раз. Останавливал их не тот факт, что подобное невозможно, а мысль о том, что церемонии начнутся с самого начала.
Наконец, все эти ритуальные расшаркивания, бдения возле тела императора и прочие традиционные обряды соответствующие всем канонам Гармонии пошли как-то на втором или даже третьем плане. Не оставляя и тени следа в памяти. Стирались, словно смытый приливом рисунок на песке пляжа.
И вот теперь, когда все казалось бы закончено. Все должные ритуалы прощания со старым императором соблюдены, он зачем-то стоит в Зале Предков, во исполнение даже не ритуала, а одной древней, почти забытой традиции. Про которую ему рассказывал черноволосый, кареглазый мужчина, вручив первый в его жизни настоящий меч.
Тар до сих пор помнил этот простоватый, даже невзрачный клинок в потертых кожаных ножнах. Ни украшений, ни рун, ни драгоценных камней — обычное не слишком качественное железо. Длинной в локоть, меч больше напоминал нож-переросток, но семилетнему ребенку казался огромным и тяжелым. Несмотря на это, он не расставался с потертыми кожаными ножнами даже ночью.
И однажды это спасло ему жизнь. Да, умер пришедший по души детей императора убийца от стихийного выброса энергии мира испуганного семилетнего мальчишки. Но первый удар принял на себя тот невзрачный клинок. Принял и сломался…
Достав небольшой кувшин вина, Тар поставил его перед поминальной табличкой, добавил к нему фарфоровую чашу. И отвесил низкий глубокий поклон почтения лакированному дереву.
Вздохнув, Тар зажег ароматическую палочку, поставил ее в курильницу. Ароматный дым тонкой струйкой потянулся под потолок. Приятно щекотал ноздри. Тар ненавидел этот запах. Он всегда ассоциировался у него со смертью. Открыв кувшин, принц налил вино в чашу. Постоял немного, наблюдая за игрой света рунных светильников на поверхности жидкости.
Отец мертв…
Проклятый Старик! Только он мог взять и так подгадить напоследок, не дав даже шанса попрощаться.
Тар много раз представлял себе эту картину. Ждал ее, жаждал. Рассказ по танец на могиле не был какой-то неудачной шуткой, а меньшее что ему хотелось проделать. Возможно, именно поэтому император предусмотрительно приказал развеять свой прах, чтобы не доставить старшему сыну удовольствия поглумиться над своей могилой.
Хитрый Старик!
Взяв чашу, принц отсалютовал табличке из красного дерева.
— Будь ты проклят. Мне тебя уже не хватает.
Восемь лет ожидания… И что в итоге — пустота, как и после гибели матери. Словно кто-то вырвал из груди часть тебя. И теперь эта рана болит, кровоточит, не желая заживать.
— Проклятый Старик! Ты лишил меня удовольствия докопаться до истины даже против твоей воли! А мне так хотелось посмотреть в твои глаза, когда я узнаю все детали гибели матери и покараю виновных. Но ты все сделал по-своему. Как всегда…
Шаги у входа заставили Тара недовольно обернуться. Кто посмел побеспокоить его в такой час? Брови его взметнулись вверх в изумлении. На пороге Зала Предков застыл Бадрис. Сомнительно, что император рассказывал самому молодому из своих детей про древний обычай северных горцев, но как иначе объяснить его появление?
Когда астшанцев окончательно выкинули из империи, Гехан Третий с головой погрузился в управление, практически забыв про семью и своих сыновей. А самый младший появился уже тогда, когда он был больше императором, нежели чем отцом.
Пятый принц империи Арвон, сын четвертой императрицы выглядел не менее удивленным. На встречу с ненавистным старшим братом он явно не рассчитывал.
— Младший брат приветствует старшего. — Переборов свое удивление, да и что скрывать очевидное, ненависть, Бадрис нашел в себе силы совершив положенный приветственный поклон. Отдав знак почтения младшего брата старшему, он подошел к табличке Гехана Третьего и встал рядом с Таром. Покосился на старшего брата. Молча достал небольшой кувшин вина и серебряную чарку. — Похоже, мы пришли за одним и тем же. Не станем же друг другу мешать.