Расколотая свобода
Шрифт:
– Когда Иззи позвонила мне… – начал он.
– Иззи звонила тебе? Из тюрьмы? Зачем? – задав этот вопрос, я быстро пришла к самому логически правильному выводу. – Вы еще трахаетесь? Я думала, вы расстались!
Мне хотелось врезать по его большому бицепсу, а потом оплакивать понимание, что мысль о них все еще отзывается болью.
Мы мало времени провели вместе, но, когда ты влюблен, время кажется вечностью. Так и было у меня с ним. И я прервала все контакты, чтобы спасти нас обоих.
Все
У наших отношений никогда не было будущего, хотя в течение нескольких недель мне казалось иначе.
– Расстались? Мы никогда не встречались, – быстро ответил он, а затем, когда мы остановились на светофоре, покачал головой и закрыл глаза. – То есть, конечно, я обдумывал такой вариант… Но речь не об этом.
Я скрестила руки на груди.
– Тогда о чем? Почему она звонит из тюрьмы тебе, а не родителям, или гребаному адвокату, или еще кому-то?
– Ты теперь постоянно ругаешься? – практически прорычал он.
Меня бесила его наглость, с которой он позволял себе так открыто критиковать меня и мою речь.
– Да, именно так, – но это была ложь. Я сквернословила лишь когда злилась. – И если тебе не нравится, можешь катиться к черту.
Он резко втянул воздух, и я узнала этот звук. Данте тоже был в бешенстве.
– Дай угадаю, и одеваешься ты теперь тоже так? Даже если едешь в аэропорт? – проворчал он.
Интересно, если бы я задушила военного, меня бы отправили в тюрьму?
– Как «так»?
– Носишь лифчик вместо нормальной одежды.
– Это не лифчик, а кроп-топ, – ну и придурок. Я оставила дома свои свитера и решила выбрать более расслабленный образ. Взяла платья длины макси, струящиеся юбки и другую одежду ярких цветов, которую собиралась носить во время пребывания здесь.
– Все видят твои сиськи и живот, а значит, это лифчик.
В тот момент тюрьма не казалась таким уж ужасным вариантом. Я была готова вернуться туда, если в обмен на это получила бы возможность ударить его по лицу.
– Давай каждый останется при своем мнении.
– Твои браться согласились бы со мной, они бы точно взбесились.
– Ой, так ты переживаешь за реакцию моих братьев? Приди в себя. Приезжая домой, вы все общаетесь с девушками, на которых одежды меньше, чем на мне.
– Лайла, неужели ты просишь следить кого-то за тем, с кем я общаюсь? Потому что, насколько мне известно, сама ты
– Знаешь что, я привлекла достаточно внимания, когда офицеры службы безопасности увели меня в наручниках. Так что можешь передать им, что из «малышки-сестренки» я превратилась в уголовницу, – бросила я в ответ, расстроившись из-за собственной реакции на его слова о младшей сестре.
Мне следовало бы радоваться, что теперь он воспринимает меня лишь так, но это определение, прозвучавшее из его уст, ранило так же сильно, как и раньше.
Данте сделал глубокий вдох, а затем принялся постукивать по рулю, тихо шепча что-то себе под нос.
– Ты что, серьезно сейчас медитируешь? – как будто это я разозлила его, а не наоборот.
– Да, иначе я сорвусь.
– Это ты критикуешь мой выбор одежды.
На светофоре загорелся зеленый, и Данте практически вдавил педаль газа в пол, огрызаясь в ответ:
– Потому что ты одеваешься так, будто мечтаешь, чтобы какой-нибудь парень облизал тебя с ног до головы.
– Боже! – Как мы вообще коснулись этой темы? – Рада, что ты не видел остальную мою одежду.
– Если она похожа на то, что на тебе сейчас, тебя ждет новый гардероб.
Я фыркнула.
– Ты просто смешон, – он всегда считал меня ребенком. И даже после всего, что было, все еще придерживался того же мнения. Но я была взрослой. Господи, да ведь его голова была у меня между ног!
И еще, когда он так со мной разговаривал, я вспоминала случай, когда моя мама попросила Данте отвезти меня в школу, потому что все остальные были заняты. Я обрадовалась, что мы останемся одни в машине, и долго готовилась к этому дню. Разговор в машине шел отлично, но потом, когда мы были уже на полпути к школе, он вдруг тихо произнес: «Мама сказала, что вчера у тебя начались первые месячные. Если тебе что-то понадобится, просто дай знать».
Ага. Именно так все и было. Я мечтала умереть, хотя понимала, Данте просто хотел как лучше и пытался помочь.
Именно таким он и был, всегда заботился и держался поблизости. Становился свидетелем каждой неловкой истории, но никогда не смеялся надо мной.
Клянусь, он бы с легкостью согласился купить мне тампоны.
Казалось, для него я была маленькой девочкой, забота о которой являлась частью семейных обязанностей.
Но наши отношения с самого начала были обречены.
Соблазнив его и вынудив лишить меня девственности, я совершила грандиозную ошибку. И последствия этих действий росли во мне в течение двух с половиной месяцев.