Расколотый Запад, Хабермас Юрген

Расколотый Запад

на обложку

Хабермас Юрген

Шрифт:

Классическое международное право уже представляет собой разновидность конституции в том смысле, что оно формирует правовую общность среди формально равноправных партнеров. Такая международно-правовая протоконституция существенно отличается от республиканской конституции. Она объединяет не индивидуальные юридические лица, а коллективных акторов и имеет в качестве основной функции отправление насилия, а не конституирование господства. Сообществу субъектов международного права трудно представить принципы своего функционирования в качестве конституции в строгом смысле слова еще и потому, что оно не располагает связующим потенциалом взаимных правовых обязанностей. Только добровольное ограничение суверенитета — прежде всего отказ от его главной составляющей, права на войну, — может превратить партнеров по договору в членов политически оформленной общности. Члены союза народов, добровольно отказываясь от завоевательных войн, уже берут на себя обязательство, которое несет в себе больший потенциал объединения, чем правовые традиции и межгосударственные договоренности, причем без надгосударственных форм принуждения.

Союз народов и запрет на войны заложены в логику развития, опирающегося на статус членства субъектов международного права. Сначала существует «слабоорганизованное», по сравнению

с республиканским государством, содружество государств; если оно стремится быть дееспособным, для него важно расширить собственные полномочия на международном уровне за счет правовых институтов (нормотворческих и нормоприменительных), а также возможности применения санкций. Это преимущество, которым обладают горизонтальные отношения членства по сравнению с организованной дееспособностью единиц, намечает для конституционализации международного права направление, противоположное генеалогии конституционного государства, — от неиерархической протообщности коллективных субъектов действия к дееспособной международной организации глобального гражданского миропорядка. Это направление развития обнаруживается сегодня на трех самых впечатляющих примерах международных организаций, совершенно различных по структуре и функциям. Если обозначить то, что их различает, как «устав», «соглашение» или «конституция», то уже ясно, что объединяющим началом для договорных текстов ООН, ВТО и Европейского союза остается «конституция». Тексты их основных документов напоминают чересчур широкие одежды, которые еще предстоит подогнать к укрепленному организационно-правовому телу, т. е. наполнить усиленными супранациональными полномочиями, аналогичными полномочиям государства.

Эта экстраполяция происходящего наделения полномочиями слабо связанного сообщества суверенных государств, дополнительного к правовому оформлению субстанциальной государственной власти, может предостеречь нас от поспешного перенесения конституционализации международного права на цель создания глобального государства народов. Демократическое союзное государство в формате мировой республики — ошибочная модель. Потому что отсутствует структурная аналогия между конституцией суверенного государства, которое само вправе решать, какие политические задачи оно на себя возлагает (т. е. решать вопрос о компетенциях и их использовании), с одной стороны, и конституцией всемирной организации, построенной по принципу дополнительности, но ограниченной немногими, точно описанными функциями, — с другой. Взгляд на исторических акторов этих процессов подчеркивает асимметрию между эволюцией государственного права и всемирно-гражданского права. Государства, которые ценой отказа от собственного суверенитета стали сегодня участниками регулируемой кооперации с другими государствами, выступают как коллективные действующие лица и руководствуются иными мотивами и обязательствами, чем революционеры, создавшие когда-то конституционные государства.

Устав ООН несет на себе явную печать идей классического международного права. Упоминается формула сообщества государств и народов, которые взаимными усилиями обеспечивают свое «суверенное равенство». Вместе с тем в вопросах международной безопасности, и в частности защиты и осуществления прав человека, ООН допускает возможность интервенции. На этих двух политических площадках члены Совета Безопасности ООН обладают полномочиями защищать права граждан, даже выступая против их собственного правительства. Возможно, было бы более логично характеризовать ООН сегодня как сообщество «государств и граждан». Так, Брюссельский конвент предложил свой проект Европейской конституции «от имени гражданок и граждан государств Европы». Ссылка на участников в лице государств воздает должное крепкому положению, которое они будут сохранять — как движущие субъекты развития — в пространстве глобального правового и мирового порядка, в то время как ссылка на индивидов указывает на подлинных носителей статуса «граждан мира».

7. Мировая внутренняя политика без мирового правительства

Двойная привязка к коллективным и индивидуальным акторам фиксирует различие (важное с точки зрения базовых понятий), существующее между правовым порядком федеративной всемирной республики, выстроенной исключительно на базе принципов индивидуализма [90] , и политически организованным мировым сообществом, которое обладает правом управлять государствами на глобальном и интернациональном уровне посредством институтов и практик «по ту сторону государств» [91] . В этих рамках члены сообщества государств приучаются к согласованным действиям, но они не превращаются в государства, входящие в состав союзного государства (Gliedsstaaten), т. е. не низводятся до уровня простых частей некоего охватывающего иерархического порядка. Положительным моментом является, конечно, и конструктивно измененное самопонимание государств-акторов, ограниченных в своем суверенитете и привязанных к согласованным нормам членства в организации. Дело в том, что доминирующий и сегодня в международных отношениях способ (Modus) достижения компромисса межгосударственных интересов, в существенной степени базирующийся на силе и влиянии, не остается незатронутым.

О федеративной всемирной республике см.: Hoffe О. Demokratie im Zeitalter der Globalisierung. Munchen, 1999; Gosepath St. undMerle Chr.J. (Hg.). Weltrepublik. Globalisierung und Demokratie. Munchen, 2002.

Greven M Th. und Schmah-Bruns R. (Hg.). Politische Theorie-heute. Baden-Baden, 1999. Teil III, Kohler-Koch B. (Hg.) Rcgieren in entgrenzten Raumen// Politische Vierteljahresschrift 39. Jg., 1998;Jachtenfuchs M., Knodt M. (Hg). Regieren in internationalen Organisationen. Opladen, 2002.

В свете идей Канта политическое устройство децентрированного мирового сообщества, исходя из существующих сегодня структур, можно представить как многоуровневую систему, которая в целом лишена государственного характера, причем из благих оснований [92] . Согласно этому представлению, соответственным образом реформированная всемирная организация, ООН, могла бы на супранациональном уровне выполнять жизненно важные, но строго специфические функции по обеспечению мира и осуществлению прав человека; осуществлять

эффективно, неизбирательно, не испытывая при этом необходимости принимать форму мировой республики. На среднем, транснациональном, уровне крупные акторы, способные действовать глобально, могли бы разрабатывать сложные проблемы не только координирующей, но и системообразующей мировой внутренней политики, в особенности проблемы мирового хозяйства и экологии, с помощью постоянных конференций и систем переговорных процессов. Если не считать США, то в данное время акторы соответствующего масштаба отсутствуют; нет участников политического процесса, которые могут выйти за рамки представительского мандата и имеют в своем распоряжении необходимые ресурсы. Однако в различных регионах мира национальные государства испытывают необходимость объединяться в «континентальные режимы» по типу Европейского союза, превратившегося в эффективного внешнеполитического актора. На этом срединном уровне международные отношения приобретают новые формы; они трансформируются и модифицируются уже потому, что в условиях действенных мер ООН по обеспечению безопасности даже глобальным игрокам (global players) может быть ограничен доступ к войне как легитимному средству решения конфликтов.

Habermas J. Die postnationale Konstellation. Frankfurt a. M., 1998. S. 156–168.

Контурно набросанное изображение многоуровневой системы, которая на супранациональном уровне позволяла бы осуществлять декларированные в Уставе ООН цели политики мира и обеспечения прав человека, а на транснациональном уровне — решение проблем мировой внутренней политики с помощью достижения компромисса интересов между укрощенными мировыми державами, нужно мне здесь только в качестве иллюстрации понятийной альтернативы идее мировой республики. Идея мировой внутренней политики без мирового правительства, т. е. политики, которая проводится в рамках Всемирной организации и может принуждать к миру и соблюдению прав человека, должна стать всего лишь примером того, что «мировая республика» или «государство народов» не являются единственными институтами, в которых может воплотиться кантовский проект (если выйти за рамки его суррогатной идеи союза народов). Не только конституционное государство, увеличенное до глобальных масштабов, отвечает абстрактным требованиям «всемирного гражданского состояния».

Приведенные аргументы позволяют сверх того утверждать, что модель мировой республики как инструмент перехода от международного права к всемирному гражданскому праву внушает не только ошибочную последовательность необходимых шагов, но и проблематичную цель; дело в том, что в конституционном государстве, расширенном до глобальных масштабов, сохраняется [уже обозначенный выше] сплав государства и конституции. В исторически эффективной форме европейского национального государства оказались фактически переплавленными три базовых элемента — государственность, гражданско-государственная солидарность и конституция; однако за рамками национального государства они расходятся и в перспективе должны создать совершенно другую конфигурацию, если современное разорванное в культурном отношении и высокостратифицированное мировое общество получит счастливый шанс действительно принять однажды политическую конституцию. Государство не является необходимой предпосылкой конституционных порядков. Таким образом супранациональные общности (ООН или Европейский союз) не имеют в своем распоряжении той монополии на легитимное применение средств насилия, которая служит правовому, управляющему и взимающему налоги государству в качестве гарантии внутреннего и внешнего суверенитета; хотя все же сохраняются претензии на приоритеты, которыми обладает супранациональное право по отношению к национальному правовому порядку. Европейское право, создаваемое в Брюсселе и Люксембурге, в особенности соблюдают страны — члены Европейского союза, хотя каждая из них сохраняет свои средства насилия в казарменном положении.

Тезис об «отсталости» государственно организованной дееспособности по сравнению с политически сформированным взаимодействием коллективных акторов в рамках международных организаций заставляет задуматься над следующей проблемой: соответствуют ли вообще конституции, не связанные с государством, республиканскому типу конституции. Если это не так, то и процесс «конституционализации» международного права приобретает другой смысл. Хауке Брункхорст исследует на примерах ООН, ВТО и ЕС «правовые порядки, потерявшие статус государственных», прежде всего с точки зрения дефицита демократии, характерного для «господства закона, которое реализуется без своего собственного права на законодательство» [93] . Супранациональные конституции напоминают своими функциями по ограничению господства об образцах домодерновой традиции права, когда истоками права были договорные отношения, складывавшиеся между господствующими сословиями раннего Нового времени (дворянством, церковью и городами) и королем.

Brunkhorst Н. Globale Solidaritat: Inklusionsprobleme moderner Gesellschaften // WingertL. und GuntherK. (Hg.). Die Offentlichkeit der Vernunft und die Vernunft der Offentlichkeit. Frankfurt a. M., 2001. S. 605–626; ders. Globalizing Democracy without a State // Millenium. Journal of International Studies. Vol. 31. № 3. 2002. P. 675–690; ders. Demokratie in der globalen Rechtsgenossenschaft // Zeitschrift fur Soziologie, Sonderheft Weltgesellschaft (im Erscheinen).

В этой традиции и сложилось понятие «конституция», которое указывает на ограничение политического господства посредством дистрибутивного разделения властей. Эта идея, воплощенная уже в древних парламентах, или сословных собраниях, приспособленная к коллективному представительству, идея взаимного ограничения и сбалансирования «господствующих сил», в модерных теориях государства развилась в представление о дистрибутивном, распределительном, «разделении господства», «разделении власти суверена»; она соединилась с индивидуалистическими концепциями — учением о правах человека в английском либерализме, о функциональном разделении законодательной, исполнительной власти и права в немецком конституционализме. Так возникают два варианта идеи об ограничивающем произвол власти «господстве законов» — «rule of law» [94] и «правовое государство».

«Принцип господства права» (англ.).