РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

Медведев Вадим Андреевич

Людей творческих, самостоятельно мыслящих, не желавших смотреть ему в рот, Живков под разными предлогами удалял из руководства. Такая судьба постигла целую плеяду авторитетных деятелей: бывших вторых секретарей ЦК – Бориса Велчева, Александра Лилова, Чудомира Александрова, председателя Совета Министров Станко Тодорова, способного философа, секретаря ЦК БКП по идеологии Стояна Михайлова.

Дамокловым мечом угроза увольнения постоянно висела над министром иностранных дел Петром Младеновым, заместителем председателя правительства Андреем Лукановым, секретарем ЦК БКП по международным вопросам Димитром Станишевым и другими честными, современно мыслящими деятелями.

Для того чтобы держать в повиновении

своих потенциальных критиков, Живков тщательно собирал на них компроматы, не останавливаясь перед фабрикациями. У одного жена оказалась дочерью человека, якобы сотрудничавшего в годы войны с властями, у другого жена выступила в поддержку неформального экологического движения и т. д.

Вместе с тем Живков приближал к себе людей серых, неприметных, но лично преданных ему, к тому же националистически настроенных, а то и с явно прозападной ориентацией. Это и Милко Балев, которого он до последнего момента прочил себе в преемники, Гриша Филиппов и другие. Всячески оберегал их от критики, и они ему платили верноподданническим отношением, восхваляя деяния «выдающегося сына болгарского народа». Немалое раздражение у болгар вызывало стремление Живкова выдвинуть на авансцену своих родственников – сначала дочь Людмилу, а затем и сына Владимира.

При всем этом хитрый Живков стремился создать себе имидж человека современного, ищущего, стремящегося опереться на научную мысль.

Настоящей его страстью, способом удовлетворения амбиций стало составление обширных многословных тезисов и других «теоретических» документов. Это была эклектическая смесь каких-то обрывков современных социальных теорий, наивных доморощенных рассуждений, высокопарных деклараций. На всем этом лежала печать провинциализма, теоретических потуг и примитивизма. Тем не менее такие документы направлялись в Москву «для консультаций».

Живков вроде бы даже поощрял общественные науки, поддерживал развитие гуманитарных научных центров, проведение различного рода конференций, симпозиумов, семинаров, но в той мере, в какой это отвечало его интересам, служило апологетике его системы, во всяком случае не угрожало ей. Но как только это выходило из верноподданнических рамок и приобретало действительно серьезный аналитический характер, прилагалось к условиям Болгарии, следовала немедленная жесткая реакция со стороны высшего руководства. Так произошло с группой профессоров Софийского университета, осмелившихся на критические замечания в адрес существовавших в Болгарии порядков. Преследованиям подвергался и нынешний президент Болгарии философ Желю Желев.

Был у Живкова еще один хитрый прием. Он стремился где-то на полшага бежать впереди Советского Союза и других соцстран. Очень любил приглашать в Софию или Варну советских ученых. Постоянными собеседниками болгарского руководителя были А.Г. Аганбегян, Г.А. Арбатов. Выслушивая их, он стремился перехватывать некоторые «модные» идеи и побыстрее запускать их у себя в Болгарии. Это, кстати говоря, делал он по некоторым экономическим и социальным вопросам и в начальный период нашей перестройки. Получалась двойная выгода: с одной стороны, демонстрация единства с Советским Союзом, а с другой – показ своей прогрессивности, соответствия духу времени и т. д.

В области внешней политики Живков, конечно, не мог не считаться с абсолютно преобладавшим стремлением болгарского народа укреплять союзные связи с СССР, но и здесь чем дальше, тем больше втягивался в двойную игру. С одной стороны, демонстрировал свою верность Советскому Союзу, не упуская случая повторять, что Болгария чуть ли не шестнадцатая республика, и выдвигая грандиозные программы всестороннего сближения Болгарии и Советского Союза, создания единой кровеносной системы и т. д. С другой – заигрывал с Западом, вел закулисные контакты с ФРГ

и некоторыми другими западными странами. Носился с идеей превращения Болгарии то ли в мини-Японию, то ли в мини-ФРГ, собрал вокруг себя деятелей прозападного толка.

На словах выступая за экономическую интеграцию с Советским Союзом, на деле болгарский руководитель препятствовал созданию совместных предприятий, проектов, если болгарской стороне они не сулили преимуществ.

По сути дела, без координации с Советским Союзом Болгария пошла на осуществление амбициозной программы развития микроэлектроники с намерением выйти на мировой рынок. Ее несостоятельность обнаружилась, как только стали ощущаться отсутствие собственной элементной базы и трудности со сбытом продукции. Тогда обратились к Советскому Союзу за помощью.

Конечно, выходы на Запад стимулировались технологическим отставанием Советского Союза, сужавшим возможности сотрудничества в ряде важных областей промышленности, высоких технологий и т. д. Но дело не только в этом, а и в общем повороте болгар к Западу. Это отразилось и на общественном мнении, и на повседневной жизни, особенно в сфере услуг. Руководство не только не противодействовало такого рода настроениям, а, по-видимому, оказалось у них в плену.

Истинная сущность Живкова как политического деятеля, пожалуй, ярче всего проявилась в его национальной политике внутри страны. Под предлогом сохранения болгарского этноса в Болгарии в течение ряда лет проводилась широкая кампания по оболгариванию турецкого населения, вплоть до изменения мусульманских фамилий и имен на болгарские. Она сопровождалась массовым насилием по отношению к этническим туркам, а также к болгарам магометанского вероисповедания. Аргументировалось это тем, что в связи с высокой рождаемостью среди мусульманского населения и низкой рождаемостью у болгар возникает угроза превращения большинства болгарского населения в мусульман. В этой кампании Живков пытался заручиться даже нашей поддержкой. Здесь его аргументация была вообще довольно странной: дескать, турецкую проблему в Болгарии надо решить для укрепления крайнего южного фланга Варшавского Договора, якобы ненадежного по причине большой численности турецкого населения. Как будто можно добиться надежности этого путем применения насильственных мер по отношению к этническим туркам. Результат оболгаривания турок был прямо противоположным – обстановка в Болгарии накалилась до предела, среди турок и помаков (болгар магометанского вероисповедания) начались волнения, индивидуальные и групповые выступления против власти.

Я помню один из таких конфликтов, происшедший на территории нашей страны. Болгарский подданный Сулейменов – турок, которого заставили изменить фамилию и национальность, явился в турецкое посольство в Москве и попросил политического убежища. Перетягивание каната продолжалось несколько месяцев. Советская сторона оказалась в щекотливом положении, пока Сулейменову не была гарантирована личная безопасность.

Мы не раз давали понять болгарам, что не одобряем затеянной ими возни с изменением имен и фамилий. В конце концов болгарское руководство вынуждено было приостановить эту позорную кампанию.

Одним словом, ситуация в Болгарии, несмотря на внешнее благополучие, была явно нездоровой, особенно вокруг руководства. По своим наблюдениям – а я за 20 лет работы часто бывал там, у меня много близких друзей – могу сказать, что Живков никогда не пользовался в стране настоящим авторитетом, вызывал раздражение, критику и даже плохо скрываемую иронию. Здесь назревали перемены, которые неизбежно должны были отторгнуть прежние порядки, методы руководства: и скопированные у нас, и порожденные особенностями этой страны и, конечно же, личностными качествами Живкова – по-восточному хитрого и коварного политика.