Расплата
Шрифт:
Из колеи выбило уже первое письмо, хотя тогда Торвальдюр посчитал его ошибкой. «Ты составил завещание?» Такое вступление наводило на мысль о спаме. Подобного рода писем он получал множество и каждый раз удивлялся – неужели находятся идиоты, которые принимают их всерьез? И кем же надо быть, чтобы взяться составлять завещание в ответ на такой имейл? Но потом он прочитал дальше: «Ты посмотрел последний фейерверк. Иди и отпразднуй Новый год шампанским. В гробу у тебя его не будет».
Торвальдюр давно уже закончил праздновать, когда, в первый день нового года, открыл письмо в тисках жутчайшего похмелья.
Последующие имейлы выдерживали тот же тон. Ему грозили скорой смертью – довольно преждевременно, на его взгляд. В тридцать восемь жизнь едва
В этом-то и заключалась проблема. Страх был настолько чужд ему, что теперь, отступив перед этой абсурдной ерундой, Торвальдюр не знал, как справиться с тревогой и успокоиться. Будь он в лучшем состоянии, когда открывал первое письмо, не сидел бы сейчас здесь с тошнотворным чувством в желудке, а просто отправил бы письмо вместе с вложением в корзину. Во всем виновато треклятое похмелье. Оно спровоцировало нервный срыв.
Утешаться оставалось только тем, что отправитель не знал и не мог знать, какое впечатление производят его письма. Торвальдюра так и подмывало ответить, послать его куда подальше, не стесняясь в выражениях…
Расплата [4] . Ключ, должно быть, в имени. Но с чего бы ему ждать какой-то расплаты, если он никогда и никому не сделал ничего плохого? Лично, сам. Конечно, учитывая его прокурорскую должность, наверняка найдутся те, кто имеет к нему претензии и хотел бы посчитаться. Если подумать, таких, пожалуй, сыщется немало. Что несправедливо, поскольку в своих проблемах им следует винить самих себя. И все же такая вероятность есть, и игнорировать ее невозможно.
4
Имеется в виду первая часть электронного адреса отправителя – «расплата».
Однако в письмах не было ни малейшего намека на то, что их автор – нынешний или бывший заключенный. Ничего, что указывало бы на судебное разбирательство. К тому же опыт двенадцатилетней карьеры показывал, что гнев осужденного бывает обычно направлен на сообщников, свидетелей, полицейских и судей, тогда как обвинители отделываются, в общем, довольно легко. Преступники не понимают, какой властью обладает прокурор. Предъявлять или не предъявлять обвинение. Какой именно закон применять. Решать, должен ли подсудимый получить символическое наказание за нападение или длительный тюремный срок за покушение на убийство. Определять, кого назначить главарем, а кого – соучастником. У большинства преступников просто не хватает мозгов, чтобы это понять.
Если только письма не посылает тот, кто понял. Тот, кто пострадал от одного из этих решений.
Нет. Не похоже. В глазах подсудимых Торвальдюр был всего лишь малозаметным прислужником системы правосудия. Недоразумение, да, но очень даже удобное…
– Разве вам не надо быть в суде? – спросил, приоткрыв дверь и просунув голову в офис, один из молодых сотрудников, парнишка, не раз помогавший Торвальдюру, но чье имя тот никак не мог запомнить.
Нужно привести себя в порядок и расслабиться. Не хватало только, чтобы кто-то запустил слух, что он нервничает и чем-то расстроен. Торвальдюр имел репутацию человека, никогда не теряющего самообладания, и эту репутацию он хотел сохранить. Откашлявшись, прокурор бросил на мальчишку пренебрежительный взгляд.
– Дело отложено. Судья заболел. Мне позвонили и сказали, что мое присутствие не требуется.
– Вау… Позвонил лично?
– А ты как думаешь? – Торвальдюр даже не попытался скрыть раздражение.
– Не знаю. Думал, у них для этого секретари есть.
– Зависит от того, с кем они имеют дело. Вам-то судья звонить не станет.
Торвальдюр даже не удостоил
– И не забудь закрыть за собой дверь – я занят.
Дверь закрылась – слишком громко, но без стука. Мальчишка не был дураком, хотя учиться ему предстояло еще многому.
На экране все еще висело открытое письмо с вложением – графическим файлом с раздражающим именем: svik.jpeg. Уж не от старой ли подружки, посчитавшей себя обиженной?
От бывшей жены? Определенно нет. Он не имел обыкновения оскорблять или унижать женщин – сказать по правде, у него и возможностей для этого было немного. После разрыва с Айсой, матерью его детей, Торвальдюр с головой ушел в работу и даже не пытался найти другую женщину. Ходить по городским барам он не любил, шлюх с их вялыми ртами и стеклянными глазами не терпел, а других к нему не тянуло. В тех редких случаях, когда он встречал женщину, чья внешность не отталкивала, его интерес оставался неразделенным. Из-за шума вести в таких заведениях нормальный разговор было невозможно, так что Торвальдюр даже не пытался убедить ее, что отсутствие сексуальной привлекательности с избытком компенсируется успехом. Он все еще лелеял мечту встретить однажды подходящую женщину, но мечта эта изрядно поблекла за год с лишним, что прошел с тех пор, как от него ушла Айса.
Мысль о ней пробудила горькие воспоминания об их разрыве. Он до сих пор ощущал себя невинно пострадавшим. Не финансово – в свое время ему хватило ума сохранить квартиру за собой и взять на себя выплаты по ипотеке, так что Айса осталась ни с чем. Но развод лишил его детей, что, в общем-то, не стало сюрпризом, поскольку в судах этот вопрос решается обычно в пользу матери. Женщине нужно прийти на разбирательство со шприцем в руке, трубкой для гашиша во рту и шапочкой из алюминиевой фольги на голове для отпугивания пришельцев, чтобы члены комиссии отдали предпочтение мужчине. Даже у него, образцового гражданина и примерного родителя, практически не было шансов выиграть спор и получить право на опеку. Айса, которую сочли более подходящим опекуном, работала в муниципалитете, но фактически была ничтожеством. Выпускные экзамены в школе она сдала с большим трудом, тогда как он закончил учебу четвертым в своем выпуске. Торвальдюр не сомневался, что пошел бы и дальше бакалавра, как, собственно, и планировал, но не сложилось.
Он – способный и одаренный, она – серость. Он – обеспечен и финансово независим, она – мать-одиночка в стесненных денежных обстоятельствах. И тем не менее право опеки отдали ей. Невероятно… Конечно, сыграло свою роль и то, что она обвинила его в чрезмерном пристрастии к спиртному. Мужчинам всегда предъявляют повышенные требования, а их образ жизни и привычки изучаются с особой придирчивостью. И хотя это обвинение было полной ерундой, подвергать его сомнению никто не стал. Мировой судья поверил Айсе на слово, несмотря на возражения Торвальдюра и характеристику, данную ему не кем-нибудь, а самим государственным прокурором.
Телефон пискнул, оповещая о получении очередного письма от uppgjor. Что же, черт возьми, происходит? Торвальдюр уже начал подумывать о том, чтобы обратиться в полицию. Или к своему начальству. Ребята-айтишники наверняка смогут выяснить, кто за всем этим стоит. Хорошего понемножку. Торвальдюр задумчиво потер щеку. А если письма идут от Айсы? Стоит ли привлекать внимание начальства, напоминая, в какую склоку вылился их развод? Разумеется, его боссом была женщина. Отношения у них складывались по большей части неплохо; он умело маскировал свое мнение, сводившееся к тому, что ей недостает ни компетентности, ни опыта, которые предъявлялись бы к мужчине на ее месте. Однако в результате судебной схватки по вопросу об опеке на их рабочие отношения пала тень, и ее мнение о нем изменилось не в лучшую сторону. В такого рода ситуациях женщины склонны стоять друг за дружку. Таков закон природы, и, следовательно, пытаться изменить его бессмысленно.