Расплата
Шрифт:
«Что поделать, – подумал он мрачно. – Я уже не в силах ничего изменить. Разве что попытаться сохранить жизнь, кому возможно».
В сумерках Матис различил, как один из крестьян, стоя под стеной, раскрутил привязанный к веревке крюк. Тот зацепился за выступ, и четверо мужчин принялись бесшумно взбираться наверх. Прошли по стене к площадке над сторожкой, и Матис услышал тихий шум и приглушенные крики. Затем со стены сорвалось безжизненное тело и осталось лежать у ворот. Вслед за этим тяжелые створки распахнулись, и крестьяне, что выжидали в кустарнике, побежали по недавно засеянным грядкам и пустующим полям к монастырю.
В это мгновение
– Проклятье! – прошипел Йокель.
Они с Матисом еще прятались за живой изгородью. Рядом с ними притаились телохранители Янсен с Паулюсом и старый орудийщик Райхарт.
– Второй караульный, должно быть, успел забить тревогу! – бранился пастух. – Я сто раз этим олухам втолковывал, чтобы они сразу прирезали часовых… Теперь наверняка полмонастыря всполошилось!
В скором времени действительно зазвонил второй колокол. Из-за стен стали доноситься громкие крики и звуки боя. Матис бросился вперед, забыв об остальных. До сих пор он не хотел принимать участия в разорении монастыря. Но теперь речь шла о том, чтобы предотвратить худшее. Юноша оглянулся на Йокеля. Тот по-прежнему выглядывал из-за куста боярышника. После некоторых раздумий пастух тоже сорвался с места и с криком выхватил блестящую саблю, отнятую у мародерствующего ландскнехта. Телохранители с копьями наперевес последовали его примеру. А вслед за ними устремился и Райхарт.
– Долой священное отродье! – закричал Йокель. – Убивайте всех!
Матис тихо выругался. Это явно было против уговора! Они условились, что крови будет пролито как можно меньше, чтобы без нужды не злить герцога в Цвайбрюкене и избежать преждевременной встречи с его ландскнехтами. Теперь же впечатление было такое, будто Йокель хотел умыться в крови.
К тому времени, как Матис вбежал в распахнутые ворота, резня была в самом разгаре. На земле перед церковью лежали несколько бездыханных тел: монастырские слуги и два монаха. Но были среди убитых и крестьяне. Широкоплечий исполин в простом одеянии цистерцианца, вооруженный обломком копья, схватился сразу с тремя противниками. Из многочисленных ран его лилась кровь, а он, оглашая рассветные сумерки молитвами, пронзил копьем одного из крестьян. К своему ужасу, Матис узнал в великане всегда добродушного брата Йорга, который в прошлом году помогал ему в изготовлении орудия. По лужам теплой крови, глядя прямо перед собой, Матис устремился к дормиторию, где располагались монашеские кельи. Может, удастся еще спасти хоть несколько жизней…
Дормиторий представлял собой внушительное строение из красного камня, примыкающее к церкви. Перед ним тоже кипел бой. Трое мужчин, стоя на опрокинутой повозке, отбивались мечами от наседавших крестьян. В последние десятилетия монастырь нередко подвергался нападениям, поэтому цистерцианцы держали нескольких служителей, которые теперь отчаянно сдерживали атакующих. То, что их перебьют до последнего, было лишь вопросом времени.
Матис пробежал мимо двух мужчин, сцепившихся на преющей в холоде куче навоза, увернулся от брошенного из темноты камня и вошел в здание, знакомое по прошлым посещениям. Навстречу ему прошли несколько возбужденных крестьян, нагруженных церковными светильниками и всевозможной утварью. Судя по всему, они уже принялись грабить. Матис уловил легкий запах дыма.
Свернув за угол, он оказался в коридоре, расходящемся на отдельные кельи. Многие из них были
– Не бойтесь! – громко крикнул Матис.
В тот же миг он понял, до чего же смешно звучали его слова посреди этого кошмара. И все-таки он продолжил:
– Если сделаете, как я скажу, никто не пострадает!
Монахи на мгновение прервались в своих причитаниях и устремили на Матиса боязливые взгляды.
– Я… я тебя знаю! – заявил наконец один из них, особенно толстый, с выпирающим из-под белой туники брюхом. – Ты же сын кузнеца из Трифельса… – Тут лицо его скривилось от ненависти. – Да постигнет тебя кара Господня! Тебя и всю твою шайку!
– Господь займется мною позже, – ответил Матис. – Может, он будет не так строг ко мне, если я спасу некоторых из его служителей… Следуйте за мной! Останетесь здесь – погибнете!
Монахи застыли в нерешительности; кто-то бормотал, другие молились. Но Матис уже мчался дальше, и они последовали за ним. Некоторые помогали своим раненым собратьям и волокли их по коридору. Запах дыма усиливался. Снаружи доносился треск пламени; вероятно, уже горели первые сараи и амбары. Над литейной мастерской тоже поднимались столбы дыма.
«Если они не остановятся, то мы скоро без лагеря останемся, – подумал Матис. – Идиоты безмозглые!»
Он повернул налево и в скором времени оказался перед порталом, ведущим в крестный ход. Окруженный колоннами квадратный двор служил переходом между главным зданием и церковью. Матис ступил на тихую площадку, посреди которой журчал фонтан. Каменные скамьи между колоннами располагали к отдыху. На мгновение кровавая схватка показалась очень далекой. Потом откуда-то донесся протяжный крик, монахи запричитали и снова попадали на колени.
– Скорее в церковь! – приказал Матис. – Они не посмеют тронуть вас в церкви. Там можете молиться, сколько душе угодно, а сейчас поторапливайтесь!
Он миновал крестный ход, распахнул низкую дверь и загнал в церковь напуганных цистерцианцев. Церковь Ойссерталя представляла собой трехнефное строение с витражами, сквозь которые лился красный свет. Матис не сразу осознал, что это вовсе не заря, а отсветы пламени. Крестьяне действительно подожгли хозяйственные постройки, амбары и сараи. Вдали слышались торжествующие крики.
«Они сожгли свой новый дом! Завтра, когда огонь погаснет, мы снова будем мерзнуть и голодать».
Взглянув в сторону алтаря, Матис вдруг заметил толстого настоятеля. Вейганд Хандт слыл скверным управителем и своего сана добился только за счет высокого происхождения. Будучи третьим сыном графа из Бадена, он использовал монастырь для собственного обогащения. До сих пор лишь усердие отца Тристана уберегало его от худшего. Отец Вейганд как раз складывал в мешок серебряные подсвечники, золотые кубки и украшенные парчой и самоцветами ларцы.
– Бросайте мешок, если вам жизнь дорога! – окрикнул его Матис.
Настоятель вздрогнул. Как только толстяк узнал говорившего, губы его растянулись в жалостливой улыбке.
– А юный орудийщик! – просипел священник. – Я и не ожидал встретить тебя здесь после всего, что мы для тебя сделали… – Он пригнулся, точно загнанное животное. – Ты наверняка устроишь так, чтобы меня отпустили, верно?
– Если положите мешок, я замолвлю за вас словечко, – нерешительно ответил Матис.
Настоятель изобразил на лице изумление.