Распущенные знамёна
Шрифт:
На этот раз Корнилов апартаментов не заслужил. Наша встреча состоялась в камере тюрьмы Трубецкого бастиона накануне вынесения приговора. Выглядел генерал неважно. И виной тому было не плохое обращение со стороны тюремной стражи — обращались с мятежным генералом достойно. Думается, в нём просто сломался тот стержень, который на протяжении всей предыдущей жизни поддерживал в нём безупречную военную выправку, помогал голове гордо держаться на короткой калмыцкой шее, а в глазах — уж не знаю, как это может быть — поддерживал огонь живой веры,
— Пришли посмотреть на смертника, ваше высокопревосходительство? — спросил Корнилов, когда разглядел, кто к нему вошёл. Спросил почти без каких-либо интонаций в голосе и уж тем более без иронии, хотя она в данном случае напрашивалась. Спросил исключительно для констатации факта: в камеру вошёл генерал армии в форме и при погонах.
— Приговор вам ещё не вынесен, Лавр Георгиевич, потому вы рано причисляете себя к смертникам. Впрочем, если таков ваш личный приговор, я готов под ним подписаться! И знаете, почему? — В глазах Корнилова появился слабый интерес. — Вы, генерал, пусть и не своими руками, убили своих лучших друзей, людей, которые вам верили и которые пошли за вами на смерть. Теперь в живых остались только вы. Генерал Юденич покончил с собой, адмирал Саблин покончил с собой, атаман Каледин убит, генерал Марков погиб в бою, генерала Каппеля ликвидировали в тот момент, когда он пробирался к вам…
***
Жестокие слова Абрамова пробудили воспоминания. Юденич застрелился, чтобы избежать плена, когда войска Фрунзе разбили его отряды под Ростовым. Атаман Каледин погиб во время короткой, но кровавой междоусобицы, в которой сошлись казаки Войска Донского…
Командир Донского кавалерийского корпуса Миронов буквально ворвался в зал, где проходил Всероссийский Казачий Круг, подошёл к столу президиума и швырнул перед войсковыми атаманами газету.
— Читайте!
Каледин взял газету в руки. Через всю полосу шёл заголовок «Декрет о казачестве». Миронов вырвал газету из его рук и взлетел на трибуну.
— Казаки! — потряс он газетой над головой — Вот вы тут ругаете Советскую власть, а она, незлобивая, подарила нам свободу, какой у нас ещё не было, приравняв казаков к народности с правом на автономию в пределах территории казачьего войска!
Дальше Миронову говорить не дали. Стащили с трибуны. Завязалась драка. Дошло до стрельбы. Сторонников Миронова в зале было немного, они вынуждены были отступить, унося раненного предводителя. Казалось, противники Советов одержали верх. Но почти сразу представители других казачьих войск под разными предлогами стали покидать зал. Круг завершился, так и не приняв итоговой резолюции.
А под утро в Новочеркасск ворвался корпус Миронова и жестоко расправился с обидчиками командира. Каледин пытался бежать, но его настигли и убили. Больше казацкую кровь лить не стали. Договорились. Миронов стал войсковым атаманом Донского казачьего войска. Тогда же Круг принял странное решение: Советскую власть признать, но в конфликт ни на чьей стороне не вмешиваться. На деле этот «нейтралитет» был направлен против «добровольцев». Им было запрещено пересекать войсковые земли. Им отказывали в фураже и продовольствии даже за деньги.
Когда офицеры из корпуса Маркова, находясь в отчаянном положении, собрали всё имеющиеся у них золото и отрядили гонцов в ближайшую станицу, их там ограбили, избили и заставили голышом бежать до позиций. Марковцы этого не потерпели, ворвались в станицу уже с оружием: грабли, жгли, убивали, насиловали. На следующий день их порубила конница Миронова. В плен казаки никого не брали. С этого дня Донское войско выступило против «добровольцев». Это решило исход дела. Добрармия была разбита, генерал Марков погиб в бою, а Корнилова пленили.
Саблин застрелился в своей каюте на «Воле», продолжал вспоминать Корнилов. Вот о Каппеле мне до сегодняшнего дня не было ничего известно. Теперь знаю: погиб и он.
ГЛЕБ
«Господи, да он меня не слушает!» Я замолк и дождался, пока Корнилов поднимет на меня глаза.
— Один последний вопрос, генерал. Зачем?
Я думал, Корнилов промолчит, но он ответил:
— Наверное, просто боялся стать ненужным.
Я повернулся и вышел из камеры.
Генерала Корнилова приговорили к двадцати годам тюремного заключения.
ЭПИЛОГ В ФОРМЕ ПРОЛОГА
МИХАИЛ
Судьба Львова не выходила у меня из головы. Последний раз Кравченко видели на юге в дни подавления мятежа. Мало мне этого головняка. Теперь ещё вызов к Сталину. Хотя Сталин и был назначен заместителем председателя Совнаркома, непосредственным моим начальником он не был. Жили мы по соседству, в неофициальной обстановке могли встретиться в любой день. Что кроется за этим вызовом? Странно всё это…
В приёмной Сталина толокся его новый порученец Лаврентий Берия. Открывая дверь кабинета, я чувствовал на себе его внимательный взгляд.
— Здравствуй, Иосиф! — сфамильярничал я, на правах приятеля идя к столу с протянутой рукой.
Сталин вышел из-за стола и пожал мне руку.
— Садись, дорогой, — указал он мне на мягкое кресло возле низкого столика. Сам сел в соседнее.
— Ну, говори, что приключилось? Что нужно товарищу Сталину от наркома обороны? — нарочито бодрым голосом спросил я.
Сталин посмотрел на меня особым «сталинским» взглядом, от которого против воли мурашки бегут по коже.
— От наркома обороны товарищу Сталину ничего не нужно, — сказал он, отводя в сторону руку с неизменной трубкой. — А вот от товарища из будущего товарищу Сталину нужно очень много!
Конец второй книги
Екатеринбург
2012
Литературно-художественное
электронное издание
Александр Антонов
«Распушенные знамёна»